Вторник был богаче событиями.
Когда я принес Габриэле апельсиновый сок на завтрак, она встретила меня одетой. Глаза у нее блестели, она была возбуждена, разговорчива, то и дело смеялась, покуда я не обронил между прочим, что морфия ей больше не будет.
— То есть как, никогда? — На лице ее была паника, в голосе тоже. — Нет, вы серьезно?
— Да.
— Я умру. — На глазах выступили слезы, потекли по белому личику, и она заломила руки. Выглядело это по-детски трогательно. Пришлось напомнить себе, что слезы — один из симптомов абстиненции у морфиниста. — Так ведь неправильно. Я не рассчитывала получить сколько обычно. Я понимаю, что с каждым днем надо меньше. Но не сразу же. Вы пошутили. Это меня убьет. — При мысли, что ее убивают, она опять заплакала.
Я заставил себя рассмеяться так, будто я и сочувствую, и забавляюсь.
— Чепуха. Самым трудным для вас будет непривычная бодрость. Но денька через два все уляжется.
Она покусала губы, улыбнулась через силу и протянула ко мне обе руки.
— Я буду вам верить, — сказала она. — Я верю вам. Буду верить, что бы вы ни сказали.
Руки у нее были холодные и влажные. Я сжал их и ответил:
— Ну и отлично. А теперь в постель. Время от времени буду заглядывать, а если вам что-нибудь понадобится, позовите сами.
— Сегодня вы не уедете?
— Нет, — пообещал я.
Весь день она держалась довольно стойко. Правда, смех ее в промежутках между приступами чихания и зевоты звучал не очень жизнерадостно, но, главное, она пыталась смеяться.
В начале шестого приехал Мадисон Эндрюс. Я увидел, как он подъезжал, и встретил его на террасе. Его красноватое лицо сделалось бледно-оранжевым.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он. — Я хочу видеть миссис Коллинсон.
— Я передам ей все, что пожелаете.
Он нахмурил белые брови, и лицу его отчасти вернулся прежний красный оттенок.
— Я хочу ее видеть. — Это был приказ.
— Она вас видеть не хочет. Надо что-нибудь передать?
Теперь краснота вернулась полностью. Глаза у него сверкали. Я стоял между ним и дверью. Он не мог войти, пока я так стоял. Казалось, он готов оттолкнуть меня с дороги. Меня это не пугало: он был на десять килограммов легче и на двадцать лет старше.
Он набычился и заговорил властным тоном:
— Миссис Коллинсон должна вернуться со мной в Сан-Франциско. Она не может здесь оставаться. Это нелепая ситуация.
— Она не поедет в Сан-Франциско, — сказал я. — Если надо, окружной прокурор задержит ее здесь как свидетельницу. Попробуете вытащить ее судебным решением — мы вам устроим другие хлопоты. Говорю это, чтобы вы знали нашу позицию. Мы докажем, что ей может грозить опасность с вашей стороны. Откуда нам знать, что вы не ловчили с наследством? Откуда нам знать, что вы не хотите воспользоваться ее нынешним подавленным состоянием и избежать неприятностей в связи с наследством? Да, может, вы вообще хотите отправить ее в сумасшедший дом, чтобы распоряжаться ее наследством.