Кровать больного располагалась около двери между его комнатой и комнатой медсестры, таким образом, когда он лежал, он оказывался между дверью и окном, из которого был произведен выстрел. Снаружи, в пределах винтовочного выстрела не было ни зданий, ни деревьев, ни каких либо возвышенностей, с которых можно было бы выпустить пулю, извлеченную из дверного косяка.
Я перешел от осмотра комнаты к опросу присутствующих, начав с больного. Это был костлявый мужчина значительного роста, но сейчас он был истощен и мертвенно бледен. Лицо было вытянутым и запавшим; маленькие глазки-бусинки скучились у узкой переносицы; его рот выглядел как бесцветный провал над костлявым подбородком.
Его ответ был чудом раздраженной лаконичности.
— Меня разбудил выстрел. Я никого не видел. Я ничего не знаю. У меня миллион врагов, имена большинства из них я не могу вспомнить.
Он сварливо выпалил все это, повернулся ко мне спиной, закрыл глаза и отказался разговаривать дальше.
Миссис Гэллоуэй и медсестра прошли со мной в соседнюю комнату, где я и допросил их. Они были женщинами противоположных типов, что можно встретить где угодно, и в их отношениях была определенная холодность, объяснение чему я смог найти в тот же день позже.
Миссис Гэллоуэй, была, возможно, лет на пять старше своего мужа; темноволосая, поразительно красивая как статуя, с обеспокоенным выражением в ее темных глазах, которое особенно легко было заметить, когда она смотрела на своего супруга. Не было сомнения в том, что она его очень любила, и тревога, что мелькала в ее взгляде время от времени, и усилия угодить ему во всем все время моего пребывания у Эксона, убедили меня, что она боится его потерять.
Миссис Гэллоуэй ничего не могла добавить к тому, что ее муж рассказал мне. Ее разбудил выстрел в комнате ее отца, она никого не видела, ничего не знала, никого не подозревала.
Медсестра, Барбара Кейвуд, рассказал то же самое, и почти в тех же словах. Она вскочила с кровати, когда ее разбудил выстрел, отодвинула ширму и вбежала в комнату ее пациента. Она была первой, кто пришел туда, и она видела только старика, лежащего на кровати и грозящего кулаком окну.
Барбаре Кейвуд было двадцать один или двадцать два года, как раз того типа, что мужчина выберет, если хочет выздороветь — девушка роста чуть ниже среднего, со стройной фигурой, где надо тонкой, а где надо с округлостями, которые были видны и под ее строгой белой униформой; с мягкими золотистыми волосами; с лицом, на которое приятно смотреть. В добавок ко всей своей привлекательности, в ее внешности прямо сквозили деловитость и компетентность. Из комнаты медсестры Гэллоуэй провел меня на кухню, где я расспросил повара-китайца. Гонг Лим имел типичное для жителей Востока печальное лицо, постоянная улыбка на котором делала его только грустнее чем обычно; и он все время кланялся и да-дакал мне от начала и до конца разговора, но не сказал ничего.