— Тут всё имеет к нему отношение, — сказал Саша, задумчиво посмотрев на стол, а потом на меня.
Нас увели по камерам. Фотографии, как сказал Дедковский, на плёнке не получились. Всю смену прогульщиков вместе с их начальником, который сказал, что, если нужно, он принесёт розового слона, уволили. А Сашу Тимошенко за возможность внекамерной связи с Юлией Владимировной, которая по тому же делу или другому поступила на тюрьму, увезли на СИЗО в Житомир, чем расстроили планы Дедковского сделать ресторан во дворике на открытом воздухе и пригласить туда Сашу и его жену.
Дедковскому пришла малява, и он сказал, что это прогон — оповещение всех, что на тюрьму и на этот этаж в одну из больших камер заехал вор в законе грузин Рамзас, который объявил камеру воровской. А по всей тюрьме написал прогон о своём присутствии, и что делать и что не делать, чем наказывать и чем не наказывать, куда что гнать, что-то в отношении мужиков и другое. Такой же масти, как бизнесмен, не было, а под барыгу я не подпадал, поскольку не торговал ни наркотиками, ни краденым, а когда меня спрашивали, кто я такой по жизни, то я говорил, что человек. И я, и Дедковский решили, что на меня эта малява не распространяется. Славик сказал, что год назад такой же, то есть вор в законе, заехал в камеру к Вове Бандиту и объявил камеру воровской. Но там ему набили голову и выкинули на продол. Дедковский сказал, что это опасно, и что если вор настоящий, то за это могут даже убить. И в тот же вечер (точнее — ближе к двенадцати ночи) Дедковский отправился к вору в гости. На ночь дежурные сдавали ключи от камер корпусному. Я не знаю, был ли это ключ или ключи, но у Дедковского был свой ключ от камеры, по-моему, как вороток, который, если ему нужно было сходить в какую-то камеру, он через кормушку отдавал дежурному. Была ещё магнитная сигнализация на двери, которая, видимо, выводилась на пульт ДПНСИ и подключалась на ночь. Но этот вопрос решался, как говорил Славик, магнитиком. Хождение в гости происходило каждый день на этажах. Вечером выводили из камеры и заводили в другую, а утром, до выезда на суды, до проверки, человек возвращался назад в свою камеру. Дедковский же предпочитал ходить ночью. Видимо, в этом был эффект неожиданности. Мне же ходить было не к кому. А за такой поход в гости сулила красная полоса (то есть «склонен к побегу»), которая наносилась на карточку, и делалась особая отметка в личном деле. На тюрьме после этого ты должен был спать у двери, чтобы дежурный видел тебя в глазок. А на лагере ночью тебя каждые два часа проверяли. А днём каждые два часа ты должен был ходить и отмечаться в штаб. Так говорил Дедковский. Как утром рассказал Славик, он зашёл в воровскую камеру на десять минут. То есть зашёл, а через десять минут вернулся обратно. Дедковский сказал, что с вором разговаривать было невозможно. Тот почти не говорил по-русски, на любой вопрос отвечал, что этого требует воровской закон, а за столом по обе стороны от вора сидели два молодых качкá и подсказывали ему слова.