— Как с твоих слов получается, что, пока ты на сутках, передачи тебе не разрешены, но если тебя потом оставят здесь, то ты раз в месяц сможешь получать передачи, в которых можно будет передавать спички и сигареты. Также спички и сигареты можно брать у адвоката, но пронести их сюда можно только с разрешения оперóв!
И без того круглый живот Ракова ещё больше стал под свитером выкатываться вперёд. Раков пояснял, что во время операции врач неправильно сложил ему кишки — и теперь в них накапливаются газы. Раков подошёл к двери, повернулся к ней спиной и издал долгий протяжный звук, выпустив воздух. Для того чтобы дежурные, находящиеся под дверью, лучше слышали все разговоры в камере, по всей плоскости верхней половины двери по направлению в камеру была сделана трапециевидная вдавленность рупором на коридор («намордник», «рыцарь»). Звук прокатился по коридору и раздался эхом в его дальнем углу. Видимо, это была внутренняя позиция Ракова, крик души своим покровителям, который он не мог выразить напрямую.
Дежурный включил воду, чтобы мы справили свои нужды. Раков повесил газетку на решётку, прикрыв прямой свет лампочки, — и наступила ночь. Я попытался уснуть, положив свёрнутый пиджак под голову и думая о доме.
Утром я проснулся всё там же — в ИВС, в камере. Дежурный раздал завтрак, включил воду, и буквально через несколько минут в коридоре зазвонил телефон.
— Шагин, с вещами! — раздался голос дежурного.
Зазвенели ключи, и защёлкал замок. Меня в наручниках доставили в Московский РОВД, где, переводя из кабинета в кабинет, со мной работали Полищук, человек с оскалом собаки, армянин, а также ещё один человек, по имени Саша — под два метра ростом, лет сорока, с большими ручищами, круглолицый, с кудрявыми светлыми волосами. Он был одет в серые брюки и рубашку с коротким рукавом. Присутствующие, говоря о нём, называли его Лом. По лицу меня уже не били. Стучали кулаком по голове и также содержали меня в наручниках, кричали и вдалбливали мне в голову, что я заказчик убийств. Армянин показал мне газету, в которой на пресс-конференциях прокурор города Ю. Гайсинский и начальник милиции Киева генерал Опанасенко называли меня организатором банды и заказчиком ряда убийств. Прессинг стал больше психологическим, чем физическим. Позже в камере Раков пояснил мне, что с телесными повреждениями меня бы не принял ИВС. Вечером меня привезли в ИВС, и я как раз успел на ужин. Дежурный раздал пищу, и за ужином Раков расспрашивал, куда меня возили. Он также сказал, что к нему приходил адвокат и принёс ему пару пачек сигарет. Сокамерник Сергей утверждал, что его, Сергея, никуда не выводили. Это были все новости в камере на сегодняшний день.