— Тюрьма-тюрьма, дай погоняло! — прокричал голос.
— Пидарас! — где-то ответили из камеры.
— Принимай!
— Дома, — подтвердил где-то голос.
И по стене эхом, как мурашки по телу, пробежала мелкая кулачная барабанная дробь. К утру голоса стали стихать, а тюрьма — погружаться в сон. Забрезжил рассвет, и где-то вдалеке стали слышны звуки проезжающих машин. По коридору стал ходить дежурный и заказывать людей из камер на суды. К камере подъехал раздающий сахар и хлеб. С верхней нары, что над Саней, спустился Сергей.
— Нас семь человек, — сказал он выдающему.
После чего в пластиковую баночку и в несколько кружек было насыпано шесть порций сахара, а моя порция — на газетку.
— Хлеб не нужен, — сказал выдающему Сергей.
Открылась дверь, и прошла проверка — корпусной посчитал спящих людей по головам и ногам. Потом подъехала баланда, которую Сергей отправил словом «Проезжай».
Потом Сергей слез с нары, намочил тряпку и протёр плиточный пол в камере. Я сказал ему, что помою туалет, и спросил, есть ли щётка. Тот посмотрел на меня с недоверием и сказал, что помоет сам — он за это получает сигареты.
Через некоторое время камера стала просыпаться и в ней снова наступило заметное оживление. Вместо «доброго утра» Саша сказал Сергею, что тот плохо навёл порядок, отыскав на полу хлебные крошки или что-то вроде того:
— Вместо сигарет будешь курить хуй, замотанный в газету!
Были ли там крошки или не было, но Сергей молча слез с нары, намочил тряпку и исправился.
В этот день всё было примерно так же, как и в предыдущий, за исключением того, что Студент предложил мне поспать на своей наре. Это же предложил мне и Володя. Поскольку Студент был первым, то я разместился на его месте и уснул. Но проспал недолго, ибо дежурный снова заказал меня без вещей. В этот раз меня водили фотографироваться — в профиль и в анфас, держа бирку с номером в руке. Потом была баня, и прапорщик по имени Игорь отвёл всю камеру на второй этаж. В банное помещение вела железная дверь с засовом и глазком. В предбаннике, облицованном половой и кафельной плиткой, у стены были скамейка и вешалка с торчавшими из неё деревянными колышками. Дальше, через дверь, обитую жестью, был вход в баню. Студент о чём-то переговорил с прапорщиком-банщиком Игорем, и меня вывели в соседнее «баландёрское» помещение на подстрижку.
— Как стричь? — спросил меня маленький худосочный парикмахер с биркой на пиджаке.
Я сказал, что налысо.
Баня была также облицована половой и кафельной плиткой — где побитой, а где отколотой по углам. Хотя стояло лето, горячая вода была. Температура её регулировалась одним краном на трубе у стены, и на всех хватало сосков с грушевидными, в мелкую дырочку наконечниками. Саша занял место у стены, остальные же расположились по всей ширине бани. Примерно через двадцать минут прапорщик-банщик постучал ключом по двери и сказал: «Заканчиваем».