Вслух же нравоучительно заметил:
— Поверь, Миня, что революция — это всегда плохо. Ни одной еще не было, чтобы в результате нее народу стало лучше, во всяком случае, на Руси. Это я тебе как учитель истории говорю. К тому же тут и так все уже есть, — слукавил он, чтобы угомонить разбушевавшегося мальца. — Земля — у крестьян, мастерские — у ремесленников, а воевать мы будем, только если кто-то нападет, так что я и от мира народам не отказываюсь. Но во главе пока должен быть один.
— Конечно, ты, — уточнил Минька.
— Я, — кивнул утвердительно Константин. — А рядом — мудрые советники, то бишь вы со Славкой, да еще из нынешних современников, из числа шибко башковитых, с пяток-другой наберем со временем. Пойми главное: сейчас нам не до революций. Татары ведь, считай, уже на горизонте, так что первейшая и самая главная задача совсем иная — объединить Русь. И первым пунктом у нас должно быть соединение воедино всех рязанских сил.
— А сможешь ли, коли здесь князей как собак нерезаных? — усомнился Вячеслав. — Тут железная рука нужна. Диктатура, и лучше всего — военная.
— Нет, демократия, — уперся Минька. — Объединяться надо добровольно.
Константин лишь покачал головой, диву даваясь, какая у парня неразбериха в голове, а вслух кротко заметил, что дед изобретателя, который из КВЖД, навряд ли одобрил бы точку зрения своего внука.
Минька попытался было возразить, что, мол, социализм и есть демократия, поэтому дед, как раз наоборот, горячо поддержал бы его, но Константин устало махнул рукой, не желая спорить:
— Все! Политическая дискуссия отменяется. Тем более что она не горит. Вначале надо решить кучу дел попроще, а уж потом можно открывать дебаты. — И, не давая никому возразить, быстро добавил: — Нога устала, братцы кролики, так что пойдемте-ка спать, а утром на свежую голову все порешаем. Как там, в армии? Рота — отбой! — Не дожидаясь ответа, он двинулся к выходу из комнаты.
А нам на белое и черное
Себя никак не разделить,
Ведь свет в нас вплавлен в нечто темное,
И потому душа горит.
Леонид Ядринцев
На следующий день ни Минька, ни Славка долго ждать себя не заставили — заявились с самого утра, о чем и доложил Константину Епифан:
— Там мальчонка тот, которого в лесу подобрали, к тебе, княже, просится. Слово молвить хочет. Да еще тот молодец буйный, который тиуну твоему руку отломил, тоже с ним.
— Зови, — распорядился Константин. — А сам будь рядом. Ежели что, кликну.
Епифан молча кивнул и вновь исчез, зато в дверях появились Минька со Славкой.
— Дверь, — произнес негромко Константин.