— Когда как, — пожал плечами Константин. — Как с продавцом договоришься.
— А если их в сантиметры перевести, чтоб попроще было? — не унимался Минька.
— Малая пядь составляла примерно девятнадцать сантиметров, — покорно удовлетворил Минькино любопытство Константин. — Большая потянет где-то на двадцать два или двадцать три, а пядь с кувырком колеблется от двадцати семи до тридцати трех. От них отталкивались остальные меры длины. Например, локоть был равен двум пядям, а четыре локтя — это уже сажень. Они тоже разные. Есть простая. В ней где-то сто семьдесят пять — сто семьдесят шесть сантиметров. А еще есть маховая. В той больше двух метров.
— А можно про все остальное завтра? — попросил Славка. — Ей-богу, в голове не укладывается. Все забуду.
— И правильно сделаешь, — проворчал Минька. — Тут не запоминать, а менять все надо. — Но, спохватившись и виновато посмотрев на Орешкина, добавил: — Потом.
— Об этом мы уже говорили, — согласно кивнул Константин. — Потом непременно поменяем и упорядочим, равно как и алфавит, цифирь и прочее. А отец Николай тебе поможет. Я полагаю, что эти дела тебе, отче, придутся по душе, ибо ни с новым оружием, ни с убийствами они никак не связаны.
— Это — нет. А ваше занятие?
— Ты предлагаешь никому не касаться ничего нового? — прищурился Константин. — С одной стороны, я тебя понимаю. Наворотим дел, а потом в кусты, в смысле назад в свой век. Тем более что ничего уже, скорее всего, исправить будет нельзя, ибо навряд ли нам дадут вторую попытку.
— Вот-вот, — вздохнул отец Николай. — Выходит, это единственная. Вот потому я и предлагаю не касаться ничего из того, что связано с новым оружием. Ну сами посудите — это же явно неверный путь, который приведет все человечество к гибели даже раньше, чем оно само пришло бы к ней. Может статься, уже в восемнадцатом веке все кончится ядерной катастрофой, а то и чем похуже.
— Куда уж хуже, — хмыкнул Константин, но перебивать не стал, решив дать ему выговориться до конца.
Зато вместо него это сделал не на шутку распетушившийся Минька:
— Кажись, я врубился. Догнал я тебя, святой отец. Ты хочешь, чтобы мы сидели сложа руки и молчали, в ожидании пока татары не придут. А как ты людям в глаза смотреть будешь, когда их при тебе убивать начнут, резать, грабить, насиловать?! Или к Мамаю на поклон пойдешь?!
— К Батыю, — поправил Константин.
— Да не все ли равно? Хоть к Наполеону! Думаешь, он тебя послушается? А нам всем надо дружно подставить правую щеку, когда слева по челюсти съездят.
— Левую, — вновь внес негромким голосом Константин свою правку и, заметив озадаченное лицо Миньки, пояснил: — В Библии бьют по правой, после чего рекомендуют подставить левую.