Ныне же он слышал совсем другое, причем это была не заступа за холопа, а требование вершить дело именно по Русской Правде, то есть по чести и совести.
Вот уж небывальщина!
«А может, все объясняется гораздо проще, — мелькнуло в голове у вирника. — Озлился князь за что-то на боярина Завида и решил учинить ему пакость, пользуясь случаем. В таком разе можно считать, что этим двум смердам повезло».
— А вот это пойдет, — внимательно вглядевшись в указанное судьей, согласился Константин и вновь поднял левую руку над головой, призывая к тишине оживленно гудевшую толпу, где то и дело слышались выкрики:
— Ироды!
— Кровососы!
— Креста на них нет!
— Да нешто князь закупа пожалеет?!
— Ежели тиун обидел бы, может, и по правде рассудил бы князь, а так ворон ворону глаз не выклюет.
Однако постепенно толпа все же смолкла, и Константин начал:
— Русская Правда гласит так: аже господин бьет закупа за дело…
Дальше он говорить не смог, площадь взорвалась криками негодования.
В основном на площади скопился ремесленный люд: тульники, усмошвецы, опонники, швецы, клобучники[63], древоделы, и им беда молодого парня и его отца была близка — сегодня боярин измывается над закупами, а завтра и до них черед дойдет.
Эвон, скотина жирная, как приосанился — понял, что князь в обиду не даст. Ишь довольный какой, ухмыляется.
— Тихо! — заорал бирич так громогласно, что стайка ворон, примостившаяся на небольшом репообразном куполе церквушки, с шумом и гамом сорвалась с облюбованного места и принялась встревоженно кружить над площадью.
От неожиданности толпа на несколько секунд притихла, и этой маленькой паузой Константин исхитрился воспользоваться в полной мере.
Он извлек из ножен меч и, вытянув его перед собой, негромко, но торжественно произнес:
— На дедовом мече клянусь в сем деле по правде рассудить и виновного наказать примерно. А сейчас слушайте мое слово. — И он начал зачитывать сначала: — Если господин бьет закупа за дело, он за то не отвечает, но… — И, выдержав небольшую паузу, в наступившей гробовой тишине, медленно и отчетливо чеканя каждое слово, продолжил: — Если он бьет его пьяный, сам не зная за что, без вины, — тут голос князя вновь возвысился, став торжественным и величавым, — то должен платить за обиду закупа, как платят за оскорбление свободного. А что касаемо свободного смерда, то тут покон[64] гласит: если кто ранит руку, так что рука отпадет или усохнет, или также ногу, глаз или нос, за то платит полувирье[65] — двадцать гривен, а за увечье — десять гривен.
Толпа довольно загудела. Константин неспешно повернулся к Завиду, потерявшему дар речи от столь неожиданного поворота событий и только тяжело сопевшему. Сурово посмотрев на него, Константин холодно спросил: