— Знамо, пьян, — подтвердил Никомед простодушно, — хотя и не больно-то. Нешто ему с трех-четырех чар меда что подеется? Потому не злобился он, а промашку ненароком дал. Сказываю же, пошатывало его, так что не со зла он.
— Позовите боярина, — холодно распорядился Константин.
Стоящий рядом с ним молодой дружинник, который и привел сюда Никомеда, оглушительно свистнул в два пальца, и второй гридень, который вел под уздцы лошадь с восседавшим на ней боярином, обрадованно закивал в знак того, что понял, и повернул назад.
— Забыл ты, боярин, тиуну рассказать, как дело было. Вот он и выдал и себя, и тебя, сам того не желая, — кротко, даже сочувственно вымолвил князь, едва лошадь с седоком была подведена к помосту.
— Так кто же знал, княже, что ты моим словам не поверишь, — сокрушенно вздыхая, искренне покаялся в совершенной глупости Завид.
Пыхтя и сопя, он сполз кое-как с лошади и уныло уставился на князя.
— Как говорить станешь, княже? — вновь склонился к уху вирник.
— Где тут ты отметил?
Вопрос был задан в лоб, и, не успев даже понять, что он делает, вирник вновь резанул грязным длинным ногтем по грамоте.
— Э нет, — заупрямился Константин. — Тут совсем ерунда. К тому же и о пьянстве ни слова. — И он строго погрозил опешившему вирнику пальцем.
— Можно и о пьянстве, — пожал плечами тот. Он был прожженным циником и уже давным-давно отчеркивал только то, что нужно было князю, ориентируясь в этом моментально. Однако, указав на нужное место, судья сразу с легкой усмешкой заметил: — Токмо не ведаю, глянется ли оно тебе?
— Неважно, — отрезал Орешкин. — Главное, чтоб Правде Русской… глянулось. Закон, он для всех один должен быть.
Сильвестр изумленно уставился на Константина, и в глазах старого судьи мелькнула искорка удивления и интереса. Насколько он помнил молодого князя, тот никогда не обращал особого внимания ни на сам княжий суд, ни на те приговоры, которые судья от имени князя провозглашал во всеуслышание.
Более того, несколько раз, особенно в самом начале своего княжения, Константин, мрачно хмурясь, указывал вирнику, что тот, дескать, чрезмерно потакает холопам и прочим смердам, даже закупам, что для его бояр в обиду.
И как тот ни старался пояснить, что есть Русская Правда и то или иное уложение занесено туда его же княжескими достославными предками, — Константин был неумолим.
Плетью обуха не перешибешь, и вирник смирился с этим положением дел, а его острый ум, за долгие годы практики изощренный в различных уловках, послушно служил в этом неправедном деле как самому владельцу, так и князю.