— Разве? — усомнился Константин.
— А то. — Убежденность вихлястого в своей правоте была крепка, и он принялся тут же доказывать истинность сказанного: — Девица ехала совесть свою очистить. Жених отпустил ее, потому как дурак был. А вот тать ни с того ни с сего подобрел вдруг. На его душе, поди, христианских душ загубленных не менее двух-трех десятков было. Тут уж совесть не замыть и грехов не отмолить, а он вдруг девку отпустил.
«Сработало, — порадовался Константин и взмолился мысленно: — Лишь бы теперь не подвело, на заключительной стадии».
Тихим, почти ласковым голосом, сойдя с помоста, он произнес:
— Вот теперь мне ясно, кто из вас гривны из калиты утащил. — И, находясь буквально в двух шагах от торговых гостей, он вкрадчиво проворковал: — Вихляй, а где ты серебрецо украденное прикопал?
Тот испуганно отшатнулся, но Ярема и Ермила твердо стояли позади, отступить не получилось, да и пришел он в себя довольно-таки быстро, возмущенно завопив:
— Да ты о чем, княже?! Я же сам всех потащил к тебе! Нешто стал бы я такое делать, коли на мне вина лежит?
— Почему же нет. От погони спасаясь, тать громче всех «Держи татя!» кричит. К тому ж, — как нельзя вовремя еще одно доказательство пришло в голову Константину, едва он бросил свой взгляд на руки всей купеческой троицы, — один из всех троих ты, Вихляй, пред судом княжьим появился с грязными руками.
— Это как же? Чистые они, — взвился на дыбки Вихляй.
— Конечно, отмыл ты их в Оке, постарался, да вот беда, — Константин даже развел руками, как бы соболезнуя, — под ногтями грязь земляная осталась нетронутой. Как ты копал где-то там, последней ночью, так земля и налипла тебе на руки да под ногти залезла. И не только. Ты на ноги свои погляди, — предложил он.
— А чего ноги-то? — уже присмирев, пытался еще барахтаться Вихляй.
— Того у тебя ноги, — передразнил его Константин. — Грязные они. Вон, обе в глине измазаны. Видать, копал второпях да в темноте, а затем землю выгребал, стоя на коленях, а почистился плохо.
Вихляй уныло оглядел колени и выдал последнюю жалкую попытку оправдания:
— Это я измазался, когда молился.
— Да ты ж, свинья, за всю дорожку и перстов-то ни разу ко лбу не поднес! — возмутился доселе помалкивающий Ярема и от всей души приложился своим крепким кулачищем, угодив аккурат в самую середину узкого лба Вихляя.
Тот как-то по-детски ойкнул и свалился к ногам Константина.
Князь лишь весело улыбнулся, довольный донельзя, что удалось так хорошо все закончить, однако счел нужным все-таки предупредить обоих обворованных:
— Он, конечно, дрянь человек, но забивать его не стоит. Покойник вам место, где гривны припрятал, никогда не покажет.