Люди затаили дыхание, надеясь, что найдется еще кто-нибудь, желающий испытать на себе справедливость высочайшего судьи, но желающих больше не было.
Бирич после непродолжительной паузы повернулся к князю и виновато, будто сделал какую-то промашку, развел могучими руками.
— А почему дел было так мало? — поинтересовался Константин у вирника. — Понимаю, что княжество мое маловато, но неужто в нем везде тишь да гладь, да божья благодать.
— Да вишь ли, княже… — задумчиво произнес тот, колеблясь, говорить ли всю правду.
Однако общий порыв ликования как бы содрал с его души железную броню цинизма, а если и нет, то, во всяком случае, изрядно ее помял, и вирник, решив, что коли князь нынче пребывает в благодушном настроении, то этим не грех и воспользоваться и как-то осторожно, но сказать хотя бы часть правды.
— Сегодня ты судил по справедливости, вот народ и ликует без меры, а прежде ты свой суд вершил… — Он замялся, но Константин сам пришел ему на выручку:
— Не по правде, хочешь сказать?
Вирник опасливо посмотрел на князя и, еще колеблясь, лукаво заметил:
— Да нет, по правде, конечно, токмо правда, она разная бывает.
— И по какой же я судил? — не отставал Константин.
— Да все больше по боярской. Вот охотников идти на твой суд и поубавилось. А ныне… — И, не договорив, кивнул на толпу, до сих пор не покинувшую площадь, словно жалея расставаться с таким небывалым зрелищем, оказавшимся столь приятным для души.
— А тебе какая правда по сердцу? — пытливо поинтересовался Константин. — Холопья или боярская? — И, видя, что тот колеблется в раздумье, приободрил: — Ты не бойся говорить. Я не обижусь и опалу не наложу.
— Да мне более всего… — замялся вирник.
— Ну-ну?
— Русская Правда, княже, — наконец отчаянно выпалил вирник. — Чтоб по покону все было. Если боярин виновен — его карай, коли смерд — и ему не спускай.
— Вон как… — задумчиво протянул Константин. — А что же ты вместе со всеми меня славил, коли я сегодня по холопской правде суд вершил?
— Нет, княже, — окончательно осмелел вирник, удивляясь в глубине души тому, что он решился возразить взбалмошному, неуравновешенному, а порою и просто бешеному князю. — Ныне ты по Русской Правде судил. В точности так, как в ней сказано. А что она ныне холопской оказалась, так ведь выпало так, да и… — Он запнулся, но все-таки решил договорить до конца то, что у него наболело: — Сплошь да рядом не боярина утесняют, — он даже ухмыльнулся, представив плачущего от обиды Житобуда или Завида, — а смерда, да закупа, да холопа обельного, кой и вовсе бессловесен. Хотя и тут всякое бывает, — поправился он, чтобы быть до конца беспристрастным.