Константин с тяжким вздохом подался на выход. А торжественная процессия горожан с повинной головой подходила все ближе и ближе.
— Ох, что сейчас будет, — пробормотал князь вполголоса, но деваться было некуда.
Впрочем, его опасения оказались напрасными. О ночном взятии города никто из горожан так и не заикнулся, не говоря уж о том, чтобы упрекать Константина в нахальном нарушении договоренностей. Вначале было не до того — все ждали, что будет делать рязанец, страшась, что он начнет лютовать. А уж потом не спрашивали по принципу: «Не буди лихо, пока оно тихо». Коли князь молчит, то и мы промолчим.
И лишь к вечеру, на пиру, один из изрядно выпивших дядек-пестунов малолетнего княжича Александра не выдержал и все-таки спросил Константина, на кой ляд ему понадобилось ночное нападение. В просторной трапезной мгновенно воцарилась гробовая тишина. Все ждали ответа рязанского князя. Но Константин не был застигнут врасплох.
— А для того я содеял оное, — взял он вину воеводы на себя, — дабы вы все воочию уразумели, что ежели бы я восхотел град ваш поять, так он лишь до первой ночи и устоял бы, а далее… — Он многозначительно усмехнулся. — Далее все узрели бы, что нет таких градов на Руси, кои мой славный воевода на копье взять бы не смог. — И, наклонившись к сидящему рядом Вячеславу, шепотом добавил: — Жаль только, что он не всегда спрашивает на это разрешения у своего князя.
— И мне жаль, — тихо подтвердил Вячеслав, пообещав: — Но ты не волнуйся, я его предупрежу… на будущее. — Он поторопился сразу же сменить тему и, глядя невинными доверчивыми глазами на Константина, невозмутимо заметил: — А мед мне у них больше всего вишневый по вкусу пришелся. — И воевода тут же простодушно предложил: — Тебе налить?
* * *
Уже в самом начале своего становления князь Константин порой находил совершенно гениальные решения, как это было, например, в случае с Пронском. Практически решив все вопросы с мятежным городом мирным путем, Константин отпускает посольство, но этой же ночью неожиданно для всех отдает приказ и берет град на копье, то есть штурмом.
Владимиро-Пименовская летопись утверждает, что жертв не было вовсе, Суздальско-Филаретовская говорит, что произошло нещадное избиение. Трудно сказать, кто из летописцев прав — скорее всего, истина, как всегда, лежит где-то посредине, — но вне зависимости от количества погибших чисто стратегически рязанский князь несомненно выиграл. Такая блистательная демонстрация боевой мощи своего войска настолько шокировала жителей Пронска, обычно склонных к проявлению сепаратизма, что они раз и навсегда зареклись прибегать к мятежам и бунтам. Более того, как бы плохо впоследствии ни складывались дела у властителей Рязанского княжества, в Пронске они всегда находили самую горячую поддержку.