Ну ничего. Зато уж имеющиеся Сергий выдавал не кому ни попадя, но самым метким, тем, кто на их испытаниях всегда попадал в круглый щит. Были, правда, недовольные, потребовавшие, чтоб раздача велась по старшинству, наиболее уважаемым, но не тут-то было. Он даже Мудриле арбалет не дал, мягко заметив:
— Ты у князя, вестимо, в почете, токмо ведомо мне, что глаз у твоего сына Алексия куда зорчей. Не зря ж его сызмальства Третьим Оком прозвали. Потому ты не серчай, но я самострел ныне ему дам, а тебе нет.
— То исть как?! — ахнул кузнец.
— А так, — пожал плечами Сергий. — Поверь, что, ежели бы я их токмо для почету раздавал, тебе б самому первому в руку вложил, а ныне они для иного надобны, чтоб ворога сразить, потому кто самый меткий, тот их и получит.
Мудрила лишь негодующе посопел, покряхтел, а потом в свою очередь цыкнул на одного из соседей:
— Неча тут своим художеством кичиться, Онисим. Всяк ведает — великое оно у тебя, да не с того боку. И впрямь Сергий дело сказывает — таперича иное потребно, да чтоб не просто так, но и хитростью человек в нем был измышлен[157].
После таких слов дальше дело с раздачей пошло куда легче. Коли сам Мудрила не стал перечить, так и прочим вроде как не по чину. А Минькин помощник благодарно кивнул старому кузнецу и, вручив последний из арбалетов, стал торопливо распределять людей по стенам. На северную, что выходила к Оке, не поскупился, два десятка выставил, восточной и западной вполовину меньше — им и того за глаза, не оттуда должны полезть, ну и себе тоже два десятка оставил.
Поглядел, как они резво отправились по своим местам, и принялся беседовать со Снежком — сынишкой одного из мастеровых людей, которого ему привели чуть раньше. Давно ведал Сергий, что тот умен и смекалист, и не ошибся — Снежок сразу понял, что от него требуется, и, изображая Михал Юрьича, выкрикнул, стоя на стене, что он бы не прочь послушаться Гремислава, но уж больно боится княжеского гнева. Вот если все горожане сообща на себя такой грех перед Константином возьмут, тогда и он им препятствовать не станет. Но им тоже боязно, а потому просят они дать время, чтоб посоветоваться.
И снова наступила тишина, прерываемая лишь ударами топоров в тяжелые, щедро окованные крепким железом двери хранилища, где находились гранаты и огненное зелье. Сергию оставалось лишь тоскливо прислушиваться к ним да в бессильной ярости сжимать кулаки. А чем тут помешаешь? Только открой ворота и все, поминай град как звали.
Однако колебался он недолго. Вспомнив, что в княжьем тереме, где ныне жил Михайло Юрьич, специально на случай неожиданной осады хранилось самое главное — пяток гранат, метнулся туда, и вскоре все они легли подле его ног на стене — на случай штурма, когда некуда будет деваться.