— Вот так-то, Вячеслав Михалыч, друг мой ненаглядный, — повернулся князь к нему сразу после того, как отпустил последнего из сотников. — Заварил ты кашу своим отъездом, нечего сказать.
— Оправдываться не буду, — вздохнул Славка, снимая с себя красную шапку — знак верховной воинской власти, который Константин ввел еще зимой, перед битвой у Коломны. — Хреновый из меня воевода получился, чего уж тут. А знаешь, что самое поганое? — Он впервые за последние сутки посмотрел князю в глаза и печально улыбнулся. — Ты даже не догадываешься, что именно. Так вот, прикидывая, как бы я сам поступил в тот день, могу сказать, что, останься я в Рязани, — ничегошеньки бы не изменилось.
— То есть я все равно прикатил бы к пепелищу? — уточнил князь.
— К нему самому, — подтвердил Вячеслав. — Потому как действовал бы я точь-в-точь как твой тезка. Решил бы дать всей дружине поразмяться и оставлять в городе тоже никого бы не стал. А зачем? На границах все спокойно, а чем больше народу под рукой, тем проще управиться с бандюками.
— Да на них и четвертой части того, что в Рязани было, за глаза бы хватило, — перебил Константин.
— Речь не о том, — пояснил Вячеслав. — Раздолбать их и впрямь много народу ни к чему. А вот позже, разбежавшихся вылавливать, — тут да. Я тебе больше скажу — вышло бы еще хуже.
— Есть куда? — искренне удивился Константин.
— Есть, — кивнул Вячеслав. — Так у тебя хоть сын в живых остался, а если бы в Рязани был я, то с собой в Березовку его бы не взял — рискованно. Это твой тезка уступил мальчишке, а я бы Святослава и слушать не стал. Вот так-то вот, — вздохнул он и сухо, по-деловому, поинтересовался: — Кому шапку отдать, кому хозяйство сдать?
— А ты сам кому бы все вручил? — последовал ответный вопрос Константина.
Воевода почесал в затылке, посопел носом, поковырялся пальцем в дубовой столешнице и пожал плечами:
— А черт его знает. Из отцов-командиров мужики все славные, но для воеводства у них кишка тонка. Вон как у тезки твоего. Если только Стоян, когда от половцев вернется, да и то…
— А он чем плох?
— Консервативен больно. Мыслит увесисто, качественно, но чтобы разобраться с теми же гранатометчиками или, скажем, со спецназом, или поделить толпу: кого в саперы, кого в минеры, кого в тыловое обеспечение — тут уже надо иначе мыслить. Хотя, если бы он тут сидел, Рязань бы уцелела — осторожен, чертяка.
— Стало быть, ты, паршивец, до сих пор даже зама путевого себе не подобрал?
— Стало быть, так, — согласился Славка. — Получается, кругом облажался, то бишь полное служебное несоответствие. При себе хоть оставишь — в военной инспекции какой-нибудь? Или этой, как его, казни предашь? — с полнейшим равнодушием к своей дальнейшей судьбе и испытывая лишь одно легкое праздное любопытство, поинтересовался он. Как поступят с ним самим, его и впрямь не волновало, что воевода тут же и подтвердил, начав отстраненно, будто речь шла о ком-то другом, рассуждать вслух: — А что? Вообще-то правильно. Кто-то ведь должен отвечать за все эти безобразия? А тут парочку голов оттяпал, и народ сразу угомонится, справедливость княжескую славить начнет. К тому же не какой-нибудь липовый стрелочник на плахе окажется, а самый что ни на есть настоящий виновник.