— Светозара-то? — почесал в затылке княжич и все так же рассудительно произнес: — Он, конечно, единокровный мне, да и сам малец хошь куда — славный да резвый. Токмо даже случись что со мной, не примут его в Рязани — мало того что сын холопки, дак еще и не венчан ты был с Купавой. Сам мне небось сказывал, что с Настасьичем сталось, егда его батюшка помер.
Константин кивнул. И впрямь, хоть и крут был галицкий князь Ярослав Владимирович Осмомысл, но с боярами своими совладать не смог, уж больно они оказались своевольными. Дошло до того, что они сожгли любовницу Ярослава Настасью, а их сыну Олегу, которого в насмешку прозвали Настасьичем, хоть и целовали крест по повелению князя, клянясь в верности, но стоило Ярославу умереть, как тут же изгнали его из княжества.
Не помогли и поляки, к которым обратился изгнанник. Единственное, что мог сделать для него князь Казимир, так это усадить Олега на галицкий стол, но сидел тот на нем недолго, меньше года, ибо бояре все равно не угомонились. Веселый пир, вовремя поднесенный кубок с ядом, и все — нет на свете холопьего сына Настасьича.
— Сказывал, — тяжело вздохнув, выдавил Константин.
— Да ты не сумлевайся, батюшка. Покамест я жив буду, в обиду его никому не дам, — заверил Святослав и еще раз напомнил: — Потому и сказываю: жениться тебе все ж таки придется. Токмо ты того, с разбором бери. Ныне Рязань хошь и украйна Руси, да опосля сечи под Коломной сызнова в почет выходит. Опять же и ты у меня эва какой баский. — И княжич, помявшись, выдал свою рекомендацию: — Токмо девчонку какую не удумай.
— А это почему? — поинтересовался Константин, с трудом сдерживая улыбку.
— Да ну их, — досадливо отмахнулся княжич. — Глупые они ишшо. — И он глубокомысленно заметил: — Да и мне ее матушкой называть не с руки. — Он даже хмыкнул, на мгновение представив девчонку-матушку.
— Постарше, значит, советуешь, — кивнул Константин, продолжая кусать губы, чтоб не засмеяться.
— Оно, конечно, перестарок лет двадцати вроде бы тебе тоже не личит, — вздохнул Святослав, озабоченно морща лоб в поисках оптимального варианта.
Константин, не выдержав, фыркнул — двадцатилетний «перестарок» добил его окончательно — но, напоровшись на недоуменный взгляд сына, тут же поспешно пояснил:
— В горле что-то запершило. Так на сколько лет, говоришь, выбирать?
— Годков на осьмнадцать, — твердо сказал княжич. — Тут оно самое то. Тоже, конечно, лета изрядные, дак ведь и ты уж не малец. Эвон, на висках уже седина засеребрилась.
— Ну ладно. Уговорил, — согласился со Святославом Константин, подивившись в душе: «Ишь ты, до каких бесед с сыном дошло».