И чтобы не щерился в глумливой улыбке бездушный вонючий степняк, придется принимать свое первое суровое решение именно сейчас. Первое, но, как чувствовал Константин, далеко не последнее в бесконечной веренице столь же тяжелых, сколь и обязательных решений. Позже у него сыщется время, чтобы попытаться доказать свою правоту, особенно после Калки. Пусть не все, а лишь малая часть князей, но должны его понять или просто покорно склониться перед его силой. Сейчас же… Короткие объяснения не помогли, а на пространные времени у него нет.
Впрочем, у этого юноши, что стоит напротив него, тоже есть своя правда и своя вера в нее. И пока это возможно, хоть и не совсем правильно, в память об его отце, которого Константин хотел, да так и не успел защитить в том шатре под Исадами, надо принять пусть и жесткое, но не жестокое решение.
— Хотел я с тобой яко с сыновцем, да не выходит что-то, — грустно произнес Константин. — Стало быть, будем иначе. Ныне ты, княже Ингварь, неизмеримо слабее меня. Вои твои в моей власти — могу помиловать, могу… Тут все от тебя зависит. Ежели ты дашь мне роту, что нынче же уйдешь из рязанской земли, — я в спину бить не стану.
— А дружина, бояре, пешая рать? — растерянно спросил Ингварь, с трудом приходя в себя и понимая сейчас только одно: он будет жить.
— Твоих пешцев я распущу по домам… к весне. Во всяком случае, никого из них карать не стану. Хоть и показали они себя под Ольговом не воями, а скорее шатучими татями, но я их прощаю, так что вязать их и раздавать своим ратникам в обельные холопы не собираюсь. Дружина пусть оставит бронь и мечи, а самим тоже даю волю и право выбора. Если кто-то захочет уйти вместе с тобой — препятствовать не стану. То же самое с твоими воеводами и боярами, кроме… Онуфрия. Сей переветчик мне нужен.
— Я ему защиту обещал, — неуступчиво поджал губы Ингварь. — В том слово свое княжье дал, потому выдать его не могу.
— И это после всего, что я тебе про него рассказал? — удивился рязанский князь.
— И что? Пока что твое словцо супротив его, — парировал Ингварь.
— Но у меня есть видоки, что все было именно так, как я говорю, — напомнил Константин.
— Видоки-то все из твоей дружины, — пожал плечами переяславский князь.
— А Стожар?
— Ему б поверил, но он одно токмо и заладил: «Ежели Константин сказывает, стало быть, так оно все и было», а сам вовсе ничего не упомнит, — пояснил Ингварь.
— И все-таки Онуфрия придется выдать, — твердо произнес Константин.
— Помнится, ты сам сказывал, что слово княжье из злата и крепче булата. Али ты токмо про свое мыслил, а у князей-данников оно — медь звенящая и кимвал бряцающий?