— Сударь! — закричал я, дернув калитку и направляясь прямо на него. Но он изогнулся дутою и, посторонившись, настежь распахнул предо мною дверь.
— Прошу герцога! — прошипел он, — и полюбуйтесь, как вы умны и что из этого выходит.
С этими словами он, гремя саблей и стуча каблуками, вышел из сада. Я кинулся в дом и увидел Марию, лежавшую на кушетке навзничь и рыдавшую с таким отчаянием, что я остановился как вкопанный.
— Мария, Бог с вами, что случилось? — пролепетал я.
— Уйдите... — услышал я сквозь рыдания. Я отыскал графин с водой, принес ей стакан и помог приподняться.
— Вы... вы... из меня, — застучала она зубами по стеклу, — сдела... ли... непорядочную женщину, — и вместо конца фразы удвоенный приступ рыданий.
— Я?., из вас?.. Помилуйте, Мария, — проговорил я, запинаясь, так я был поражен.
Но Мария не думала, а рыдала.
— Нет, серьезно, послушайте, — сказал я уже другим, твердым голосом, садясь на кушетку и беря ее за руки. — Перестаньте плакать и говорите, как следует. Тут дело серьезное. Что вы такое сказали про непорядочную женщину?
— Не я сказала, а старик ... — рыдала Мария.
— Опять старик?! — закричал я, начиная кипеть. Я потянул ее за руки и посадил на кушетке.
— Говорите мне сейчас же, что сказал старик?! — крикнул я, сжимая кулаки.
Боже меня сохрани, я кричал не на Марию. Мог ли я хоть капельку поднять на нее голос? Я кричал, потому что все внутри меня кричало. Если хотите, я кричал на невидимого соседа, которого воображал перед собой. Но так ли, иначе ли, этот крик произвел на Марию действие: она перестала плакать и заговорила более связно, хотя все еще прерывающимся голосом.
— Сегодня я стояла в моем саду...
— Ну?
— А старик стоял в своем, около лестницы, которую вы вчера оставили у стены...
— Ну?.. — прошептал я, начиная сильно волноваться.
— Он положил руки на лестницу и громко сказал мне: «Разница между порядочной женщиной и непорядочной заключается в том...» — тут целая волна рыданий сняла ее голос.
— Ну? Ну? — проговорил я, хватая ее за руку...
— «...заключается в том, что у порядочной женщины бывают порядочные гости, а у непорядочной — негодяи».
Я вскочил. Все перевернулось в моих глазах. Мария плакала как ребенок.
— Он сказал это?! — крикнул я, еще не веря своим ушам.
— Сказал, — сквозь всхлипывания пробормотала Мария, и в подтверждение постучал рукой по лестнице...
— Ага! Ага! — выкрикивал я. — Так мы поговорим с ним уже не словом, а действием!
Все прыгало вокруг меня. Я не мог сообразить, как это я забыл про лестницу. Я знал наверное, что что- нибудь сейчас сделаю, но что именно — это еще не оформилось в моей вертевшейся голове. Я жалел только, что теперь не средние века, когда можно было убивать на перекрестках. Взглянул в окно — и снова пожалел: сосед — этот зверь, который осмелился поднимать голос на Марию, — медленно шел по улице и исчезал за поворотом. Луна резко очерчивала его высокую фигуру. У поворота он остановился, повернулся назад, как бы в раздумьи, затем двинулся дальше и исчез.