Не пожалев времени, воевода почти две недели натаскивал первую сотню, которая должна была составить костяк будущей пограничной стражи на западных границах. Кроме того, по повелению князя старшины приграничных селений выделили им в помощь еще двести молодых парней.
Полутысяча пересекла границу тайно, и никто ее не видел, но дежурный наряд, проверявший КСП, утром забил тревогу. Поначалу воины чуть ли не в полном составе едва не метнулись вдогон за нарушителями, но затем вовремя вспомнили инструкцию и поехали предупреждать сотника, который вместо погони разослал во все стороны гонцов с предупреждением.
К следующему утру литовцы уже успели пограбить одно из семигальских сел, но добыча была скудной — пара стоящих коней, а остальное и перечислять стыдно.
«Не иначе как они нас заметили, — мудро рассудили кунигасы. — Ну да ничего. Чем дальше от рубежей, тем жители в селах спокойнее. Мы должны взять свое».
Однако до следующей деревни они не дошли — передовые дозоры заметили подозрительное скопление русских всадников. После недолгого совещания было решено возвращаться обратно, но не тут-то было. Смертельные русские клещи сомкнулись, когда литовцы уже улепетывали со всех ног в свои леса.
Словом, обратно вернулись два с лишним десятка воинов, почти половина из которых были ранены. К чести кунигасов надо сказать, что ни один из них своих людей не бросил. Братья Юдьки и Пукеик легли рядом друг с другом, вместе со всеми остальными воинами. Такого страшного разгрома воинственные племена литовцев давно не испытывали.
Однако прочие князья надежды не теряли, только решили поменять тактику и нападать не разрозненными отрядами, а собрать всех воедино. Особенно на этом настаивал совсем молодой кунигас Миндовг, недавно отметивший свою двадцать пятую весну. Несмотря на молодость, он один уже мог собрать под свое начало не меньше пятисот воинов.
Его поддерживали многие, но далеко не все. Старейшины той же Дяволты и слушать не хотели о том, чтобы выделить кого-нибудь в общее войско.
— У нас и так вернулся лишь каждый двадцатый! — сурово заявил посланцам Миндовга седой Айдота.
Против новых походов были и жмудские старики, и даже ряд самих кунигасов. Некоторые из них до сих пор находились в подавленном состоянии, ужаснувшись известию о небывалом недавнем разгроме. Других точила зависть, потому что было ясно — если поход состоится, то командовать тысячами будет молодой Миндовг, который и без того присвоил себе слишком много власти.
Тогда кунигас предложил испросить волю богов, послав весть к криве-кривейо. Он даже сам вызвался поехать к нему, чтобы лично поприсутствовать при беседе жреца с богами. А тут, буквально за два дня до начала сего мероприятия, когда Миндовг уже прошел почти все обряды очищения, откуда ни возьмись нагрянул этот чужеземец, носящий на груди знак Перкунаса.