— А я слыхал, что у христиан самое святое — это божественная троица, — парировал воевода.
«Ты с кем торговаться удумал?! Да мне у самого Константина вдвое больше гривен выцыганить удается, чем он изначально на мои затеи планирует, а из него лишнее выжать потяжелее, чем из тебя греческий огонь», — мысленно улыбнулся он.
— Разные есть числа. Не менее священным считается число шесть, как количество дней, в течение которых на заре времен трудился наш господь, — вновь пошел на уступку Ватацис.
— Но и число зверя, указанное в библии, тоже из шестерок состоит, — не согласился Вячеслав. — А вот число четыре и впрямь свято. Именно столько евангелий написано о жизни Иисуса Христа.
— Да, действительно, — не стал спорить Иоанн. — Пожалуй, лучше всего будет пять. Тогда ты все равно сможешь гордо прибавить к нему слово «тысяча». Сам вслушайся, как это красиво. Полутысяча, — произнес он нараспев. — Даже шесть сотен звучит совсем не так. Более грубо, что ли. — И добавил после небольшой паузы: — Хотя и увесистее.
— Оставим грубоватые слова для купцов, — предложил Вячеслав. — Пусть лучше будет красота, а то ее и так мало в этом мире.
— Но это вне зависимости от того, сколько людей у тебя погибнет, — уточнил Ватацис.
— Не совсем так, — поправил его воевода. — В обратный путь со мной должны отправиться не меньше двух сотен при любом исходе.
— Но я надеюсь, что ты сбережешь намного больше, — уверенно заявил Иоанн.
— Я тоже, — согласился Вячеслав.
На этом их разговор и закончился. Каким образом подробности этой беседы донеслись до ушей Германа II, трудно сказать, да это и не столь важно. Гораздо важнее иное — именно это подтолкнуло константинопольского патриарха к мысли, что надо отправлять к праотцам сразу обоих русичей.
Герман не торопился. Неизвестно, как поведут себя дружинники, если их верховный воевода тяжко заболеет. Возьмут и уедут все полностью, оставив город в такие трудные дни. Нет уж. К тому же весьма желательно было бы, чтобы Вячеслав покинул город и принял «угощение» не в самом Константинополе. Отравление двоих людей в один и тот же день и после одной и той же трапезы — это слишком. Трудно сказать, как поступит в этом случае Иоанн Ватацис, который столь явно симпатизирует этому воеводе. Лучше, если смерть настигнет их в совершенно разных местах. Поэтому он выжидал.
Между тем Константинополь уже сел в осаду. Сел, несмотря на то что, как таковой, осады, по сути, еще не было. Никто не высадился пока под стенами города, но столица была уже полностью отрезана от моря кораблями крестоносцев и венецианцев. Да и по суше подвоз продовольствия почти прекратился. Армия эпирского конкурента Феодора еще не подошла вплотную к крепостным стенам, но была уже в сотне верст от столицы империи.