— Я пожалуй, побуду тут еще немного.
— Да я отсюда все равно никуда не денусь, — начал сердиться Мефодий, но был остановлен патриархом:
— Очевидно, они получили соответствующий приказ от вашего Любима, — заметил он. — Приказ же воину надлежит выполнять. Да и не думаю я, что он в чем-то помешает нашей беседе.
— Ну, раз вы настаиваете, — развел руками Мефодий и кивнул дружиннику, давая понять, что разрешает ему остаться.
В это время где-то поблизости раздался грохот, и в комнату влетел Упрямец. Следом показался сконфуженный дружинник.
— Я же просил, чтобы его пока не выпускали, — с упреком обратился к нему Мефодий.
— Да я только на мгновение дверь открыл, чтоб еду принести, а он как рванулся, — оправдывался тот.
— Вы уж простите его, — обратился Мефодий к Герману, с опаской наблюдавшему за собакой, что-то сосредоточенно вынюхивающей на полу. Не обращая ни малейшего внимания даже на своего хозяина, Упрямец дважды обошел кресло, в котором Любим сидел в последние минуты своей жизни, затем подошел к мозаике с мучеником Пантелеймоном, вынюхивая что-то, после чего злобно уставился на служку с одутловатым лицом и угрожающе зарычал.
— А ну-ка, сидеть! — строго прикрикнул на пса Мефодий.
Упрямец вздохнул, грустно посмотрел на бестолкового хозяина, но послушался, хотя и с явной неохотой, продолжая тихонько поскуливать. Если бы он мог говорить, то непременно сказал бы, что в комнате явно пахнет смертью, особенно от этой вот стены. Он даже может показать, от кого она исходит, да он уже и говорил это, вот только его хозяин так ничего и не понял.
А может, он сам ошибается? Пес еще раз принюхался. Нет, определенно, запах смерти исходил не только от служки с одутловатым лицом и не только от стены. Он шел еще откуда-то, вот только откуда именно?! Упрямец склонил голову набок и задумался, откуда бы это ему идти?..
— Ну вот он и успокоился, — усмехнулся патриарх. — А не отведать ли нам этого замечательного вина, которое ваш старательный воин разлил нам по кубкам? — как-то по-простецки заметил он.
— Отчего же нет, — охотно согласился Мефодий и потянулся к своей посудине.
— Э-э, нет, — на полпути перехватил его руку Герман. — Думаете, я не догадался, отчего ваш Любим не позволил вам опробовать моего замечательного хиосского? Кстати, точно такое же вместе с другими припасами я несколько дней назад отправил войску императора. Надеюсь, что он угостит им вашего воеводу и его храбрых людей. Но дело не в этом. Просто ваши верные слуги так опасаются за ваше здоровье, что не доверяют даже мне.
— Но он ведь сам разлил его по кубкам, — возразил Мефодий.