Герман поднял кубок, выпавший у него из руки во время нападения Упрямца, с сожалением заглянул вовнутрь и удовлетворенно кивнул, заметив что треть содержимого еще уцелела. Он немного подумал, затем твердо поставил его на стол перед Мефодием, потом взял свой и жестом указал служке, чтобы тот наполнил оба.
— Не из того, — поправил он монаха, который ухватил было принесенный с собой бочонок. — Я нынче в гостях, поэтому будем пить вино хозяина. И не просто пить, — он внимательно посмотрел на Мефодия и с сожалением вздохнул. — Владыка Мефодий! — окликнул он митрополита, по-прежнему пребывавшего в оцепенении.
— Что? — очнулся наконец тот, усилием воли отгоняя от себя горестные раздумья. — Ах, да. Конечно, конечно. Поверьте, я сам в ужасе от случившегося. До сих пор не пойму, что произошло с псом.
— Пустое, — примирительно кивнул патриарх. — Разумеется, я вам верю. Никто сознательно его на меня не натравливал, а то, что он взбесился в такой неподходящий момент, так это просто случайность, не более. Я предлагаю осушить мировую. Кажется, так говорят у русичей?
— Да, у нас говорят именно так, — подтвердил Мефодий, принимая кубок от патриарха.
— Мы отведаем этого славного вина и забудем все, что случилось, — продолжал Герман.
— Наверное, он… — вновь начал было пояснять митрополит, но затем махнул рукой и замолчал.
Вместо этого он решил, что выпьет сейчас не на мировую, как предложил патриарх, а почтит этим вином светлую память Упрямца. Однако почтить не удалось. Из-за спины к Мефодию протянулась чья-то крепкая рука, которая властно перехватила кубок.
Над ухом раздался голос:
— Дозволь, владыка, попросить тебя не спешить пить это вино.
Мефодий оглянулся и изумленно отпрянул.
— Ты ли это, отрок Николай?!
— Он самый, — хрипловато произнес Торопыга.
Белки глаз у спецназовца были налиты кровью оттого, что он последние трое суток кряду почти не спал, торопя возниц. Николка оправдал свое прозвище, успев предупредить самое главное несчастье. Кубок Мефодия был налит вином почти доверху, поэтому проверить его содержимое для Николки оказалось парой пустяков.
К тому же еще на подходе к комнате он повернул свой перстень камнем вниз и теперь просто ухватил кубок не за витую ножку, а за верхние края, касаясь камнем поверхности вина. Так он его и поставил на стол, после чего украдкой взглянул на перстень и чуть не вскрикнул.
Нет, Николка, конечно, помнил то, что ему говорил воевода, — как проверять еду и вино, каким может быть цвет у камня, если что-то отравлено, и все прочее. Но одно дело — выслушать все на словах, и совсем другое — воочию увидеть, как ярко-алый цвет камня вдруг исчезает, на глазах преобразуясь в болезненную голубизну, затем становясь тускло-синим, не останавливаясь на нем, темнеет все дальше, пока не достигает зловещего фиолетового тона, густо замешанного на черноте. Тем не менее сдержать свое удивление он сумел.