Они зашли в Дворец Откровений и оказались в огромном помещении, где не было ничего, кроме нескольких плоских возвышений. На каждой платформе стоял оратор. Первый был серьезен, второй — возбужден, третий — разгневан, четвертый бился в истерике. Они кричали и спорили, обращаясь к небольшим группам слушателей, внимавших с любопытством или с почтением, с удивлением или с насмешливым презрением. Каждый из ораторов разъяснял сущность того или иного культа. Первый провозглашал себя Великим Маниту; второй обсуждал дионисийские мистерии; третий требовал, чтобы люди вернулись к поклонению стихийным силам; четвертый заявлял, что он — Мессия, и приказывал слушателям преклонить перед ним колени.
Кудеяр и амаранта Джасинты вернулись на улицу. «Смехотворное, трагическое зрелище, — заметила серебристая спутница Кудеяра. — Хорошо, что этим сумасшедшим предоставили трибуны, позволяющие им высвобождать внутренние напряжения».
«Что еще можно найти в Карневале? Хм… видишь этих людей?» — Кудеяр указал на мужчин и женщин, выходивших то вдвоем, то втроем из здания неподалеку. Одни, раскрасневшиеся и возбужденные, нервно хихикали, другие побледнели от страха. «Они покидают Дворец Таинственных Потрясений. Потрясения эти трудно назвать таинственными, они общеизвестны. Идея заключается в угрозе… — тут Кудеяр задумался, подбирая подходящий термин для описания явления, любое упоминание о котором считалось в Кларджесе неприличным. — В угрозе трансформации. Короче говоря, они платят за то, чтобы их пугали. Их сбрасывают в пропасть, они с воплями падают метров на сто, после чего их подхватывает надувная подушка. После этого над ними опрокидывается котел с расплавленным металлом; в последний момент поток металла отклоняется — но проливается так близко, что они чувствуют обжигающий жар. Великан в черной униформе, в черной шляпе и в черной маске — символизирующий палача — ведет их в темную комнату и зажимает каждого из них в своего рода гильотине. Лезвие падает и останавливается только тогда, когда его край начинает вжиматься в шею любителя острых ощущений. После чего они выходят из подземелья — бледные, смеющиеся, испытавшие катарсис. Может быть, нам такое очищение окажется полезным — напоследок. Не знаю».
«Этот дворец не для меня, — сказала амаранта Джасинты. — Мне катарсис не требуется, мне чужды страхи этих людей».
«В самом деле? — Кудеяр разглядывал ее сквозь прорези в бронзовой маске. — Ты считаешь, что тебе слишком рано думать о таких вещах?»
Она рассмеялась: «Меня одолевают другие страхи».