«Чёрт подери, никаких зацепок, – уныло подумал Каннингем, выходя из квартиры Блэкберна. – Ясно, что у неё был личный зуб на доктора, но почему?»
Попытки навести справки о родственниках Арнесона в Норвегии не дали никаких результатов. Среди них не обнаружилось ни одной женщины, похожей на Каролину Крейн и проживавшей за границей последние годы. Установить, что связывало мисс Крейн и доктора Арнесона, представлялось невозможным.
Инспектор вышел из подъезда на залитую солнцем улочку богемного квартала. У кирпичной стены топтались и курлыкали голуби. Дневной свет резал инспектору глаза – верный признак надвигающейся мигрени. Каннингем потёр брови ладонью и пониже опустил поля шляпы.
Дневной свет! Именно с дневным светом была связана какая-то нестыковка. Инспектор зажмурился, пытаясь вспомнить. Солнечный свет в студии… Для того, чтобы писать картины, нужно хорошее освещение. Но Каролина Крейн позировала только по ночам.
В воображении Каннингема живо возник портрет. Ну конечно, он был написан при свете газового рожка. Потому он и выделялся среди других картин – освещение было не то.
«Кому может понадобиться писать картину ночью? – удивлённо подумал Каннингем. – Ведь можно было пригласить её позировать при дневном свете?»
Он развернулся. Через пять минут он уже давил на кнопку электрического звонка на двери Блэкберна.
– Только один вопрос, мистер Блэкберн, – выдохнул он, когда художник снова открыл ему. – Вы предлагали мисс Крейн позировать вам днём?
– Предлагал, конечно, – тут же откликнулся Блэкберн. – Но она наотрез отказалась. А почему это вас так интересует?
– Пока не знаю, – честно ответил инспектор. – Спасибо.
Что всё это могло значить? Разумеется, Каннингем ни на секунду не мог поверить в разговоры о сверхъестественном, которые вёл подозреваемый. Но с этой мисс Крейн было явно что-то не так. Она напускала на себя слишком большую таинственность – гораздо больше, чем нужно для привлечения даже самого глупого романтического молокососа, а ведь ни Арнесон, ни Блэкберн к их числу не относились. Возможно, она была замешана в чём-то крайне неприглядном, и тогда её исчезновение могло быть связано с деятельностью преступных шаек. Но если она занималась какими-то подпольными промыслами, то почему позволила Арнесону втянуть себя в эту необычайную переписку? И что ей было нужно от Арнесона?
Каннингем надеялся, что получит ответы хотя бы на некоторые вопросы, когда разыщет кого-нибудь из её бывших клиентов.
18. Сигмунд Арнесон – Каролине Крейн, 1 сентября 1923
Дорогая Каролина,
если вам нужно насладиться вкусом победы – вы победили. Знали бы вы, как я проклинал себя за слабость, как я ненавидел себя за то, что поддаюсь женщине, которой даже не видел! Но руки сами тянутся к бумаге после каждого вашего письма, чтобы написать ответ.