Каролина Крейн понимала это и пытала меня с удовольствием настоящей садистки. Но, в конце концов, она – всего лишь я. Разве я сам не занимался утончённым моральным истязание своих пациентов под респектабельным предлогом психологической помощи? Каролина заставила меня почувствовать то, что чувствуют они на кушетке в моём кабинете – как унизительно для девушки из профессорской семьи, для сына потомственных аристократов, для почтенной домохозяйки, когда их душу заголяют, препарируют и сводят к рефлексам физиологии и банального эгоизма. Меня одолевает тягостное подозрение, что в этом и коренится секрет нынешнего успеха психоанализа. Толпа всегда рада возможности макнуть человеческое достоинство в грязь; но грязевая ванна, которую устроила мне Каролина, оказалась и вправду целебной.
Впрочем, ей ни за что не пришла бы в голову вся эта затея, если бы волею случая я не напросился сам. Именно волею случая – я редко хожу по художественным выставкам, и на эту меня занесло лишь потому, что я не мог отказать в любезности своему бывшему пациенту. Продолжение вы уже знаете из моих писем. Я увидел её портрет, она мне понравилась, и захотелось узнать её поближе. Я рассчитывал, разумеется, лишь на лёгкую необременительную интрижку и вовсе не думал увязнуть в этом так глубоко. Увы, не существует такой вещи, как лёгкая необременительная интрижка с самим собой!
Теперь-то я знаю: я ощутил влечение к портрету именно потому, что бессознательно разглядел на нём себя. Мы не хотим в этом признаваться, но всякая любовь есть всего лишь психологическое зеркало любви к самому себе. Даже Христос, объясняя, как именно любить ближнего, не нашёл более общепонятного сравнения. Представляю, как хохотала Каролина над моими первыми письмами.
Никто ни о чём не догадывался. Соседи, может быть, иногда видели женщину, входившую или выходившую через подъезд моего дома на Харли-стрит, но вряд ли думали о чём-то кроме самого естественного варианта. Роу застукал её тоже по воле случая. В конце лета у него начались тяжёлые приступы бессонницы. В один из таких моментов он вышел в уборную и налетел в коридоре на Каролину, возвращавшуюся в четыре утра со Стрэнда. Она поспешила укрыться в моей спальне, а мой молодой и горячий ассистент – излишне говорить, что он счёл Каролину моей тайной возлюбленной, – загорелся желанием подглядеть за нашими, как он полагал, любовными утехами. Он весьма расторопно провертел дырку в стене (ту, с которой вы уже знакомы) и стал подкарауливать нас вечерами. Мне до сих пор доставляет наслаждение представлять себе его реакцию, когда он всё-таки подкараулил – но обнаружил не то, что он ожидал. Каково ему было застать нас с Каролиной в одной постели не одновременно, а последовательно! Полагаю, в первый миг бедолага Роу решил, что у него едет крыша.