Да, это было надругательство – то, что проделывали со мной Стивен Роу и многие другие, пока я был Каролиной. Первым был пьяный деревенский пастух, лишивший меня девственности в лунную ночь на вересковой пустоши, среди коровьих лепёшек. Память Каролины услужливо подавала мне на блюде всё новые подробности, вплоть до боли в неестественно вывернутых бёдрах (почему-то они все обожали задирать мои ноги на плечи). Не пытайтесь вообразить себе степень тоски и унижения, которую при этом испытываешь; мужского воображения на это не хватает – это надо пережить, и Каролина с дьявольской преднамеренностью приобщила меня к этому Erlebnis.
Я сопротивлялся и впрямь отчаянно. Мною двигал страх, что мой мир обрушится, если я впущу это знание в себя. Больше всего я – как я уже упоминал, – боялся, что, если я позволю этому случиться, я навсегда превращусь в Каролину Крейн. Известный учёный, вынужденный доживать свои дни в облике проститутки из Сохо – что может быть кошмарнее?
Но всё произошло ровно наоборот. Каролина Крейн прекратила своё существование в качестве независимой личности, оставив мне в наследство полный комплект своей памяти. Ведь у неё он с самого начала был двойной – она-то знала о Сигмунде Арнесоне всё. Или точнее будет сказать, что это личность Сигмунда Арнесона была половинной?
Как психолог, я всё ещё нахожу, что это удивительно любопытный медицинский случай. Теперь вы догадываетесь, почему я сохранил большую часть писем и дневников, включая те, в которых содержались интимные подробности сексуального характера. Я уничтожил лишь те документы, которые могли бы непосредственно навести на мысль о моём тождестве с Каролиной Крейн. Я не ожидал тогда, что полиция обратит внимание на её исчезновение и что центром этого внимания окажемся мы с Роу.
Итак, теперь вы знаете всё, хотя я и сомневаюсь, что это вам чем-то поможет по служебной части. К сожалению, я не могу дать вам совета, как поступить.
Искренне ваш
(понимайте это, как вам угодно)
Сигмунд Арнесон.
4. Разоблачение
Инспектор Каннингем шёл по Харли-стрит, подняв воротник плаща и глубоко засунув руки в карманы. Портфель он оставил в конторе. Капли осеннего дождя дробно стучали по полям его шляпы. «Как же всё надоело, – с тоской думал он. – Надоело до невозможности». Больше всего на свете ему хотелось сейчас бросить всё и уехать в Бат на воды. Но он не мог позволить себе эту роскошь. Он вообще не мог ничего себе позволить. До тех пор, пока раз и навсегда не покончит с делом Каролины Крейн.
Перешагнув через поток, хлеставший из водосточной трубы, он вошёл в подъезд.