Он хлопнул инспектора конвертом по носу.
– Вы получите это, дорогой Морис, в собственные руки. Но вначале вам придётся за это заплатить, и торга я не предлагаю.
Доктор положил конверт на подушку перед самым лицом Каннингема. Что он хочет делать, чёрт подери? Что можно делать незаряженным пистолетом? Не то же, что делал с ним Мэтью Лоуэлл в колледже?
– Знаете, чем уникален кольт-патерсон номер пять первой серии? – подмигнул Арнесон. – У него совсем нет выступающих частей. Это удобно.
Он наклонился и поднял что-то с пола у ножки кровати. Это оказалась зелёная стеклянная бутылочка бакалейного вида.
– Моя экономка – наполовину итальянка и всегда держит в кладовке оливковое масло. Говорят, оно полезнее сливочного.
Онемев от ужаса, Каннингем увидел, как доктор выдернул пробку и полил маслом ствол пистолета.
– Вы спятили! – выдохнул инспектор и рванулся, пытаясь освободиться. Лучше бы он этого не делал. Доктор слегка подтолкнул его, и он оказался стоящим на четвереньках. В следующее мгновение на нём задрали рубашку, и он ощутил намасленный металл револьвера между своих голых ягодиц.
– Ни один детективный роман ведь ещё не заканчивался таким образом, инспектор? – задушевным тоном произнёс Каннингем, лаская его кольтом. Похолодевший инспектор замер. Бульварные романы утверждали, что в подобных случаях «волосы встают дыбом», но увы, инспектор чувствовал, что реагируют на ситуацию отнюдь не волосы…
Твёрдое холодное дуло пистолета с силой вошло внутрь.
– Главное, – услышал он голос Арнесона, – расслабиться и получать удовольствие.
Было вовсе не так больно, как ожидал инспектор, но кошмарный абсурд происходящего грозил натуральной потерей рассудка. Он бы и впрямь предпочёл потерять рассудок, лишь бы не осознавать положения дел. А положение было таково: он, детектив-инспектор Скотланд-Ярда Морис Каннингем, стоял на четвереньках, привязанный за руки, с голой задницей, в которую был всунут ствол антикварного кольта-патерсона №5 1836 года выпуска. Ну, или 1837 (одолжил он тот самый кольт у Мэтью Лоуэлла или купил другой?). Сколько ещё это продлится?
Инспектор подумал это в панике и тут же испытал ещё бо́льшую панику: какая-то часть его существа, неведомая ему самому, желала, чтобы это продолжалось как можно дольше.
– Тьфу, простыню забрызгали, – Арнесон выдернул пистолет и швырнул ему полотенце. – Я вас развяжу, а подотрётесь сами. Надеюсь, вы не в обиде, что я не оказываю такие услуги, когда я не Каролина.
Каннингем почувствовал, как соскользнули путы сначала с одной руки, потом с другой. Он сел на постели. Голова у него кружилась. Он взял с подушки пакет и распечатал его. В пакете лежали кусок проявленной целлулоидной плёнки и письмо от имени Каролины Крейн, напечатанное на машинке. Конечно, почерк выдал бы Арнесона.