И началось.
Особо отличался тот самый краснорожий, которого, как я узнал, звали паном Станиславом с чудной фамилией Свинка.
— А ты чего пришел-то сюда? — довольно-таки грубо осведомился он.
— Потому что царевич во мне нуждался, — ответил я.
— Ну да?! — захохотал он.
— Правители нуждаются в мудрецах значительно больше, чем мудрецы в правителях, — вежливо пояснил я. — Но, если таковых нет, сойдут и философы.
— И что дала тебе философия? — надменно осведомился он.
— Увы, но мысли философа как звезды, — развел руками я. — Они не дают света, потому что слишком возвышенны. Поиск истины вообще занятие неблагодарное. Философия торжествует над горестями прошлого и будущего, но горести настоящего торжествуют над самими философами, так что моя наука не дает доходов. — И вздохнул. — Правда, избавляет и от расходов.
— То-то я вижу, что ты сидишь в углу, на отшибе, — насмешливо заметил он. — Ну и как, нашел истину?
— Каждый человек ищет ее, но только одному богу известно, кто ее нашел, — уклонился я от ответа. — А что касаемо дальнего угла… Так ведь это глупости свойственно выступать вперед, чтобы ее все видели. Ум же всегда держится сзади, чтобы видеть самому.
Иногда влезали и из второй, русской половины.
— Коли ты в таких летах стал философом, выходит, что и я могу им стать? — заметил с легкой насмешкой князь Рубец-Мосальский и, поглаживая свою пышную бороду, добавил: — Вид-то у меня куда лучшее для философа.
Ему я ответил несколько жестче, чем следовало, — терпеть не могу изменников.
— Barba philosophum non facit. — Но тоже сразу перевел, в первую очередь для царевича: — Борода не делает философом. Прости, боярин, но так сказывали древние.
— А коли она отсутствует, то и вовсе рано заниматься философией, — заметил кто-то из зевающих шляхтичей.
— Великий мудрец древности Эпикур сказал: «Кто говорит, что заниматься философией еще рано или уже поздно, подобен тому, кто говорит, что быть счастливым еще рано или уже поздно», — удачно парировал я.
Дмитрий все это время помалкивал. Лишь раз он поинтересовался у меня, почему я так мало ем.
Вообще-то замечание не совсем справедливое, поскольку я к тому времени успел умять шмат копченой грудинки, по куску от каждой из многочисленных колбас, половину зайца и изрядный кусман балыка вместе с поросячьей ножкой, а теперь лениво грыз моченое яблоко.
Но делать нечего, надо отвечать.
— Я следую заветам древних эллинов, учивших, что завтрак надлежит съедать одному, обед делить с другом, а ужин отдавать врагу, государь.
Дмитрий хмыкнул и бросил взгляд на пирующих.