Мой взгляд снова опустился на пистолет, когда я открыла глаза. Черный и гладкий, даже красивый.
- Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Ты ведь знаешь, что сейчас будет. Знаешь. - И вытянул руку вперед, приглашая меня взять оружие. – Решат, что тебя замучила совесть, что ты посчитала себя виновной в смерти мужа. Ну, или Джейкоб ухитрился напоследок отомстить за предательство.
- А ты? – вымолвила я одними губами.
- А меня увезут. Раз уж двоих фигурантов дела уже убрали, то я становлюсь потенциальной жертвой. И дня не пройдет, а меня здесь не окажется, - Эдвард по-прежнему улыбался.
Ослабшие ноги и повисшие плетьми руки разом коснулись земли. Я смотрела на Каллена сверху вниз, понимая, что теряю равновесие, балансируя на лезвии.
Моя рука потянулась к пистолету.
- Сделаешь это сама, детка? – он тоже присел на корточки. Я чувствовала текущие по щекам слезы, которые смешивались с внезапно заструившейся струйкой крови из носа. – Я скажу, и ты сделаешь.
По меньшей мере несколько минут он просидел вот так, разглядывая меня и пытаясь отыскать в моем лице хоть что-то: дрожащий мускул, страх в глазах. Но правда была в том, что я давно осознала свое падение в неизвестность, и сейчас воспринимала все лишь как еще один последний шаг. Я ведь сделала первый, так найду мужество достойно закончить восхождение на эшафот.
Он вкладывал мне в руки оружие и говорил: «Сейчас ты выстрелишь». И я ждала только его отмашки, как благопристойные жены ждут с работы мужей, как ждут такси: понимая, что когда-нибудь это все равно случится, и лучше бы побыстрее.
И жалела я совсем не о том, что мне подсказывал опыт: ни о брошенной под откос жизни, ни о загубленном существовании, ни о Джейке и ни о Джессике, даже ни о себе.
Я до боли жалела только о нем. О том, что сейчас он уедет, оставив меня здесь, и где-то там, далеко, на другом конце страны он найдет себе женщину. Красивую, умную, великолепную.
И полюбит ее так, как никогда не любил меня.
Он начнет свое дело, а она будет рожать ему детей. Это было единственным, о чем я жалела.
В жгучих слезах все это горе пыталось вырваться на свободу, но, отдавая каждой капле солоноватой влаги свою частичку, оно заживляло собственные раны с неимоверной скоростью, множилось и росло.
Каллен вложил пистолет в мою ладонь, некоторое время сжимая ее обеими руками. Он опустил мой палец на курок, а затем стремительно поднялся.
- Знаешь, детка, я позволю тебе самой решать. Не поверишь, но мне жалко тебя убивать, - и быстро зашагал к машине. – Ты ведь заслуживаешь поощрения за такую замечательную работу. Надо сказать, у тебя есть талант.