— Куда мы едем? Ты мне скажешь или нет?
— Не могу, это часть сюрприза...
— А-а...
И тут вдруг в её голове прозвучал новый вопрос от Андреа:
— Ты уверена, что сама себя знаешь? Неужели ты не могла измениться за всё это время? — Она пыталась не обращать внимания. Андреа продолжал: — Что такое, ты не ответишь? Ты сама не знаешь, правда?
На мгновение она закрыла глаза. Она устала. Устала от ответственности.
— Мы приехали.
Танкреди улыбался ей, и эта улыбка спасла её от этого потока вопросов, которые оставались без ответа. Шлагбаум поднялся, и автомобиль въехал на большую площадку. Тогда она прочитала вывеску:
— Но это же аэропорт...
Грегорио Савини открыл ей дверь.
— Пожалуйста, сюда, — попросил он её выйти из машины.
Танкреди развёл руками.
— А это самолёт. Когда мы поспорили, то не говорили, что не можем никуда уехать...
София, лишившись дара речи, шагала туда-сюда, как в бреду.
— Но у меня ничего с собой нет...
— Тебе ничего и не нужно...
А через несколько мгновений она уже сидела в большом кожаном кресле. Перед ней закрылась дверь.
— Слушай, в полночь я должна быть дома…
— Да ты хуже Золушки! Ты будешь дома.
София рассмеялась. Затем симпатичная и элегантная стюардесса спросила, не хочет ли она чего-нибудь.
— Ничего, спасибо...
Седовласый капитан громким голосом поприветствовал её:
— Добрый вечер.
Затем он направился в кабину ко второму пилоту. Капитан устроился на своём месте. Она увидела, как они нажимают кнопки и опускают какие-то рычаги. Второй пилот тоже поздоровался с ней, улыбаясь:
— Когда мы взлетим, то, если захотите, можете прийти в кабину.
— Нет-нет... Спасибо, — вежливо отказалась она.
Потом в её руках оказался бокал.
— Выпьем?
София подняла бокал.
— За что?
Танкреди немного подумал. А потом уверенно произнёс:
— За музыку. Чтобы ей учили, чтобы её слушали, чтобы она была частью нашей жизни, и чтобы в нашей жизни всегда были самые красивые ноты... За музыку нашей души.
София стала такой счастливой благодаря его тосту; она улыбнулась, а потом сделала глоток. Шампанское было очень холодным, полным пузырьков, лёгким, сухим, идеальным. Она едва успела поставить бокал, как вернулась стюардесса и снова наполнила его. А затем она исчезла, как по мановению волшебной палочки. На улице стемнело. Через большой иллюминатор София созерцала город. Они были уже достаточно высоко, некоторые облачка окрасились в розовый цвет, они казались шерстяными комочками, которые крылья самолёта разрезали пополам. Вдалеке виднелось море. Над этой синевой появлялись белые пятна пены самой разной формы; наверняка море волновалось. Тут к ней подошла стюардесса: