На улице было пасмурно, но Ломов прикрыл глаза – дневной свет показался ему ослепительным. Завернув бластер в куртку, Антон независимо зашагал к эстакаде, возносившейся над парком, и первым шагнул в кабину лифта. Друзья запрыгнули следом, и подъемник вознес их наверх, в стеклянный павильон станции монорельса. В павильоне было пусто, только гладкая полоса антиграва уходила плавной дугой, исчезая в туннеле, – эстакада вплотную подходила к металлопластовому откосу небоскреба, и прямо в стене чернел полукруг зияния, словно в склоне горы.
Вот по вогнутым стенам туннеля заиграл свет, и по эстакаде заскользили прозрачные сигары вагонов. Подплыли и замерли, растворяя двери.
– Станция «Квадратная площадь».
Заранее улыбаясь, Антон шагнул в вагон, уселся и раскинул руки поверх спинки дивана. Вот сейчас…
– Осторожно, – проговорил автомат, – двери закрываются. Следующая станция – «Главный проспект».
«Как на Земле!»
Те же самые слова, что звучат в московском метро. Пусть на линкосе, да какая разница? Суть-то одна…
Поезд тронулся без шума, поплыл на антигравитационной подушке. Верхушки деревьев, похожих на канделябры с шапками нитевидных листьев, пролетали мимо. Справа развернулся пологий склон, застроенный невысокими домами, утопавшими в густой зелени, – осень будто была отменена. Или здешняя флора не имела привычки желтеть и опадать.
– Черт его знает… – медленно проговорил Сулима. – Мне иногда чудится, что я и не улетал с Земли. А потом идешь себе, идешь – и как мордой об стенку! До Земли прорва светолет! Вчера вон тучи разошлись, а я на небо палюсь, и… как-то не по себе даже. Туманность эта… Так и светит, зараза!
– Все путем, капитан, – вздохнул Антон и подобрался: – Наша скоро.
Монорельс вывернул к станции «Третья Река». Народу тут было побольше, и землян закрутило в толпе лоанитов. Выбравшись к широченным эскалаторам, спускавшимся с насыпи в начало улицы, друзья зашагали к «своему» дому.
– Что будем делать с Га-Аном? – поинтересовался капитан.
– Ликвидируем, – спокойно сказал Ломов.
Лоа, Мирет. 10 ноября 2016 года
– Поддерживаю и одобряю, – вставил свои пять копеек Чернов.
Сулима кивнул и сказал вслух:
– Согласен. Есть человек – есть проблема, нет человека – нет проблемы.
– Сталин! – выпалил Максим.
– Рыбаков это сказал, – проворчал Ломов. – Писака.
– Это какой Рыбаков? – затруднился сержант.
– Который «Кортик» написал. И «Бронзовую птицу». А потом живенько перековался и наваял «Детей Арбата». Мода такая пошла тогда – Иосифа Виссарионовича обсерать. Либералы, мать их…
Все трое шагали, держа куртки в руках. Когда вошли в обжитый сектор, Антон нащупал под складками рукоять бласта и сжал ее.