Таня выпила большую кружку горячего чаю с медом. Составила грязную посуду на дно раковины и пошла в спальню. Ей казалось, что сил хватит ровно на то, чтобы снять с себя одежду, откинуть покрывало и упасть в постель. И хотя горячие сухие веки совсем не хотели закрываться, она медленно и уверенно, как гипнотизер, внушала себе, что надо спать, спать, спать… В конце концов кружащаяся перед глазами мозаика превратилась в одно большое расплывчатое пятно, тошнота отпустила горло, и Таня уснула…
Ей показалось, что проспала она минут двадцать, от силы. Во всяком случае, голова была по-прежнему тяжелой, веки сухими и, кажется, даже царапающими глазные яблоки, как старая пергаментная бумага. А вот озноб прекратился, и теперь все тело покрывала липкая, холодная испарина. Кроме всего прочего, невыносимо тянуло в низу живота. Таня села в кровати и медленно опустила ноги на пол. Ей показалось, что комок тошноты тут же подкатился к самому горлу. Осторожно, стараясь не делать резких движений, она поднялась и направилась к двери. До ванной оставалось всего каких-нибудь несколько метров, но их еще нужно было пройти, превозмогая головокружение и слабость. Как-то случайно и почти испуганно промелькнула мысль: «Вот и дает о себе знать беременность. Поздравь себя, милая, начинается токсикоз!» И тут же Таня подумала о том, что все выглядело бы не так мрачно, если бы рядом на кровати спал Юрка. Сейчас бы он наверняка подскочил вместе с ней, помог добраться до раковины и терпеливо ждал бы с кружкой холодной воды за дверью. А что будет потом, когда некому будет подать ей руку при выходе из автобуса? Когда никто не придет с цветами под окна роддома?..
Пол в коридоре оказался довольно холодным. Татьяна, вцепившись рукой в косяк, обернулась на тапочки, стоящие возле кровати, и обмерла. На белой льняной простыне расплывалось неровное алое пятно. «Мама!» — только и смогла выдохнуть она, опускаясь на пол. Ей вдруг стало так страшно, как еще никогда в жизни. И пока она трясущимися руками набирала телефон «Скорой помощи», в голове билась единственная мысль: пусть с малышкой ничего не случится, пусть она останется жить! Таня клялась самой себе позабыть и про Коротецкого, и про Юлю с ее «Селезневым», и про учебу, и про загубленную в самом начале карьеру. Бог с ними со всеми! Она теперь будет только неторопливо прогуливаться по парку, пить соки и грызть яблоки. И думать будет только о хорошем! Господи, только бы малышка осталась жить!
Боль все усиливалась, а на том конце провода все так же безнадежно пульсировали короткие гудки. Наконец, с пятой или с шестой попытки, трубку все-таки сняли. Таня, захлебываясь слезами, залепетала что-то про беременность и кровотечение и даже сразу не поняла, что ответил ей равнодушный женский голос, прервавший ее на середине фразы.