© Sabaton, «Primo Victoria»
После практически бессонной ночи Марори никак не могла сообразить, на каком свете находится. Хотя, конечно, дело было вовсе не в том, что те пару часов, которые она беспокойно ворочалась в постели, на «сон» тянули с натяжкой. В голове то и дело вплывало то признание Крэйла, то его внезапное предложение, то их поцелуй. Ну и ее согласие. Утром она долго смотрела на свое отражение в зеркале и поймала себя на мысли, что. ничуть не изменилась с тех пор, как стала «девушкой с отношениями». Конечно, назвать то, что они договорились тайно ото всех видеться полноценными отношениями язык не поворачивался, но все же.
«Ну и что ты теперь будешь делать, Марори Шаэдис йор Миол’Морна?»
Странно, как она настолько быстро привыкла к чужому имени? Более того: называть себя так, а не иначе, казалось самой естественной вещью на свете. На всякий случай Марори даже не стала пытаться анализировать эту метаморфозу. Практика показывала, что чем глубже она старается копнуть, тем более странные вещи в итоге извлекает наружу. Для начала нужно разобраться с куда более насущными вопросами, которых после рассказа Шаэдиса значительно прибавилось. На всякий случай Марори то и дело водила языком по верхним зубам, проверяя, ничего ли не изменилось. Рассказ Крэйла ровным счетом ничего не изменил ни в ее мировоззрении, ни в воспоминаниях. И это пугало больше всего. Что должно было произойти, чтобы она забыла такие ужасные вещи?
Радовало лишь одно: новенькая форма. Она висела на вешалке прямо около зеркала, и одним своим видом вселяла уверенность, что сегодняшний день будет идеальным. Эта вера в лучшее окрыляла.
Правда, стоило Марори принарядиться – и безоблачное утро порядком потускнело. Как же неловко смотреть на себя в зеркало и вместо девчонки в простеньком черном форменном костюме видеть вот эту незнакомку со шрамом на лице. Марори в который раз одернула себя, когда пальцы сами собой нащупали кривую линию темно-красного рубца. Ирри Данва продолжала уверять, что со временем, при правильном лечении, он станет почти незаметен, и простой косметики будет достаточно, чтобы скрыть мелкие шероховатости. Но Марори понимала, что боится как раз обратного: боится потерять эту метку. Как будто в ней заключалась вся новая она.
Самым тяжелым оказалось пройти по коридору до аудитории. Дорога, которую она проделала бы не задумываясь и с закрытыми глазами, превратилась в настоящее испытание характера. Иногда хотелось ускорить шаги, как она делала раньше, если на горизонте появлялись студентки-некромантки, которые никогда не упускали случая бросить вслед драморскому чучелу что-то уничижительное. Но в этот вторник даже они помалкивали. О чем-то шушукались между собой, но Маори так и не дождалась ни одного плохого слова в свой адрес. И она не знала, радоваться этим переменам, или беспокоиться из-за того, что мир вокруг, как и она сама, неумолимо трансформируется. И ничего нельзя с этим поделать.