– Оттуда же, откуда ты знаешь, кто я такой.
– Ты – отец Крэйла.
– Это – наиболее поверхностное знание, – разочарованно бросил он. – Я был уверен, что ты пробудилась окончательно. Что ты помнишь, Марори?
– Тебя. Твой голос. Часы на твоей руке. Их. помню больше всего.
Он молча снял часы, передал ей.
На внутренней крышке, тонкой гравировкой были нанесены всего два слова: «От Тринадцатой». Часы вывалились из ее ослабевших пальцев.
– Ты и мой отец – что вас связывало?
– Идиот Милс не был тебе отцом, – поспешил развенчать ее уверенность Вандрик.
– Потому что меня вырастили, как какое-то растение у тебя на фабрике? – Произнеси это вслух оказалось намного сложнее, чем казалось.
Вандрик поравнялся с ней, приподнял лицо за подбородок. Глядя на него сверху вниз Марори не могла отделаться от мысли, как же сильно он похож на Крэйла. Те же глаза, те же нахмуренные брови, та же жесткая линия подбородка.
– Я тебя создал, Марори, – уверенно и безапелляционно заявил он, одновременно гипнотизируя «жертву» взглядом. – Милс был лишь придурком, которого мне пришлось использовать. Я не вездесущ, к сожалению. И есть области, в которых даже моих глубокий познаний в устройстве человеческого тела недостаточно. Я знаю – вижу – как устроено Мироздание, как бьется его невидимое сердце, как вены накачивают его кровью проклятых и вознесшихся. Но я вижу лишь следствие, а не причину. Если бы не я, Милс так и остался бы лишь практиком. Я дал ему шанс пощупать тонкие материи – но и только. Все ради того, чтобы увидеть, как ты расцветешь.
– Я. и другие.
– Нет-нет, другие – это только выбраковка. Шелуха, которую нужно сбросить, чтобы добраться до ядра. Одна получилась слишком темной, другая – слишком светлой. Безумная, слабая, пустышка. – Вандрик отмахнулся от них, как будто говорил о чем-то ничтожном, незначительном. – Ты – Тринадцатая. Идеальная. Проклятокровная и Небеснорожденная. Сердце Равновесия, в которое я вдохнул жизнь.
– Зачем? – Она не хотела знать ответ, но понимала, что иначе нельзя.
– Чтобы ты помогла мне уничтожить мир в том омерзительном виде, в котором он агонирует уже столько лет, конечно же, – с обезоруживающей улыбкой, признался он. – И мы значительно продвинулись в этом, пока не вмешался чертов Милс. К счастью, мне даже не пришлось марать руки, потому что моя идеальная девочка все сделала сама.
– Заткнись. – сухо бросила она.
– Зачем? Чтобы ты и дальше пряталась в выдуманном прошлом, в выдуманном мире, которого никогда не существовало? Продолжала играть в милую и несчастную Марори Милс, которая может затеряться в толпе – и сбежать от своего предназначения? То, что ты не помнишь, не означает, что другой тебя не существовало. Очень даже существовала, и, смею тебя уверить, ты была счастлива. Со мной.