Кармель поняла: сейчас он ведёт речь вовсе не об Инге. Казалось, Тимур спрашивает о чём-то своём, важном только для него. Она растерянно пожала плечами.
– Пока что я заметил: для тебя удобства и твои решения важнее всего. Важнее мнения о тебе. Ты ни с кем не считаешься.
Кармель опешила.
– О чём вообще речь?
Тимур махнул рукой.
– Проехали. Пойдём лучше баиньки.
Этой ночью его ласки были необычно бурными, какими-то горячечными. Он словно в бреду повторял и повторял её имя. Постепенно охлаждение, возникшее между ними, исчезло. Тело Кармель звенело от переполнявшей её любви и радости. Тимур долго не засыпал, касался её лица кончиками пальцев, гладил волосы.
– В твоих глазах и, правда, тонешь, как в омуте. Даже зрачков не видно. А волосы светло-русые, странные, по цвету совсем не подходят к глазам, – бормотал он. – Ты не здешняя. Тебя не удержать, течёшь, как вода сквозь пальцы. Феликс тоже это заметил. Вот и нарисовал с тебя недосягаемую мечту, а вовсе не Марию-Магдалену.
Кармель нежилась под его чуть сумасшедшим взглядом и еле сдерживала себя от признания ему в любви. Каким-то седьмым чувством понимала: он не готов к этому признанию. И лучше подождать его решения.
***
На третий день медленного продвижения по дороге к госпиталю Катя замерла, как вкопанная. До деревни шутиха оставалось не больше двух километров. Кармель огляделась. По обеим сторонам дороги тянулся всё тот же смешанный лес: белыми свечками стояли берёзы, густой, обещающей прохладу, кроной радовали липы и вязы, высились над всеми дубы. Обеспокоенная Кармель приблизилась к подруге.
– Катя, что ты увидела?
Катя обернулась, её глаза сияли от радости.
– Ты верила, что мы найдём его, а я начала сомневаться. Под теми кустами шиповника лежат останки Ивана. Я боюсь его вызывать. Вдруг он не откликнется? Вдруг не узнает меня или не пожелает видеть? А если он забыл обо мне? – Катя сначала теребила грубую ткань юбки, потом стала дёргать ворот кофточки.
«Надо же, как живучи человеческие привычки, – подумала Кармель. – Нет дыхания, а она будто задыхается от волнения. Переживает так, будто от этого зависит её жизнь. А ведь и зависит. Посмертная жизнь. Кармель с удивлением смотрела, как меняется лицо подруги: светлеет прозрачная кожа, на щеках вспыхивает румянец, розовеют губы. С каждой секундой Катя молодела, пока, видимо, не достигла возраста, в котором погибла. Даже ранее мешковатый наряд теперь, на её фигуре сидел ладно и выглядел новым.
– Катя, какая ты оказывается красивая! – восхищённо произнесла Кармель.
Стёпка, прислушивающийся к её словам, заволновался.