– Привет, Кармель. – Стёпка протянул ей туесок из берёзовой коры, доверху наполненный княженикой.
– Ой! Спасибо, Стёп. Прямо царский подарок.
Сашка за плечом друга улыбался во весь рот.
– А у меня ужин готов. Стёп, ты ананасы будешь? Я тут открыла баночку на десерт.
Стёпка пожал худенькими плечами. Кармель взяла его за руку.
– Да садись ты, еды на пятерых хватит.
Сашка ужом проскользнул к стулу.
– На пятерых – это хорошо.
Кармель разложила картофель по тарелкам, блюдо с рыбой поставила в центр стола.
– Много сегодня подняли?
Стёпка глянул на девушку, смуглые щёки окрасил румянец.
– С вашими метками дело движется быстрее, не нужно тратить время на поиски. Вечером папа разрежет медальоны, мы забьём фамилии в базу данных. К концу августа пригласим родственников тех солдат, что сумеем поднять.
Подошёл Феликс.
– Привет, Кармель. А я хотел напомнить тебе о позировании. Ещё пару сеансов и всё. Дальше сам буду писать.
– Феликс, извини, стул предложить не могу, больше нету. Хочешь кофе?
– Не откажусь. – Феликс уселся на траву неподалёку.
Кармель разлила кофе по чашкам, открыла пачку крекеров с сыром. Высыпала на тарелку консервированные дольки ананаса.
– Извините, но княженику не предлагаю. Я жадина, её сама слопаю.
Кармель брала ягоды по одной и ела их с таким блаженным видом, что Феликс попросил угостить и его парой штучек. Стёпка подал княженику, но сварливо укорил:
– В лесу полно, ел бы там.
Феликс засмеялся. Потом посерьёзнев, поинтересовался:
– Сашок сказал: вы обнаружили женщину с детьми?
– Катя не знает, кто эти люди. Впервые ей не удалось вызвать сущность умершего и расспросить.
Феликс допил кофе.
– Кармель, через полчаса жду у реки. Пока хороший свет.
Он пошёл в лагерь, с ним отправились и мальчишки.
***
На столике под навесом в обрезанной пластиковой бутылке горела свеча. Лиска умиротворённо мурлыкала на коленях хозяйки.
Кармель слушала песни, хорошо доносившиеся из лагеря поисковиков до её палатки этим вечером. Она отчётливо различала голоса. Сначала пел Феликс, что-то о мужской дружбе и альпинистах, потом Лина исполнила пару дворовых слезливых песенок. От них Кармель хотелось заткнуть уши: она терпеть не могла блатную романтику. Сегодня её никто не пригласил к костру, а она сама не желала напрашиваться, хотя горела желанием посидеть с ними у огня. Её душа откликнулась на голос Тимура мгновенно. Кармель внимала его пению, затаив дыхание. Все слова разобрать не удалось, он пел о несбывшихся надеждах и расставании.
«Как-нибудь я попрошу спеть эту песню мне», – решила Кармель. Сейчас она ревновала его ко всем девушкам, сидящим у костра, и корила себя за неумение легко сходиться с людьми. Постепенно ор сверчков и кузнечиков стал громче. Из-за комаров, озверело бросавшихся на оголённые участки кожи, Кармель отправилась в палатку.