– Дурдом! Не дом, а музей. Только как-то аляповато, – пробурчала Катя, разглядывая статуэтки на комоде. – Вроде красиво, но не хотела бы я жить в этом безобразии.
Кармель умылась, показала зеркалу язык.
– Да уж, либо дизайнер подкачал, либо хозяева не обладают чувством меры. Сейчас спрошу у горничной насчёт обеда, и начнём обход дома. Вдруг встретим призраков?
Рука Кати прошла сквозь позолоченный кран.
– Зачем это нужно таким, как Сеченов? Совсем зажрались гады. Разве они не классовые враги? Сколько можно на эти деньги построить квартир для нуждающихся. Скольким помочь. Уверена, совести у этого Александра Григорьевича кот наплакал, иначе бы он жил скромнее. Не хочу ему помогать. Отказываюсь.
– Не ему. Мне помоги. Если мы узнаем, кто убил семью Сеченова. Он перечислит деньги на операцию Стёпки.
Катя вздохнула.
– Только ради Стёпки.
Для Кармель в столовой накрыли стол, хотя она попросила о быстром перекусе на кухне. Повар пожилая женщина приятной наружности подала салат с морепродуктами, поставила перед ней супницу. Гостья оглядела блюда с овощной и мясной нарезкой.
– Кого-то ждёте?
– Нет. Хозяин будет только к вечеру. Это для вас.
Кармель управилась с обедом за двадцать минут.
– Спасибо, – поблагодарила она повариху. – Очень вкусно.
В столовую вошла горничная Аня.
– Кроме кабинета Александра Григорьевича, все комнаты открыты. Вас сопровождать?
– Я сама. – Кармель решила начать с третьего этажа.
Смотр ничего не дал: Катя не видела ни погибших детей с матерью, ни посторонних призраков. К общему впечатлению безвкусицы и пошлости от убранства комнат добавилось недоумение. У супругов оказались раздельные спальни. В комнате жены Сеченова ещё ощущался едва уловимый запах восточных благовоний. Кармель морщилась, рассматривая стены, обитые шёлковыми обоями жуткого тёмно-красного цвета. Кровавое полотно обоев украшали огромные розы, горящие позолотой. Большое окно плохо просматривалось из-за обилия тяжёлых драпировок золотистого цвета. Массивная мебель красного дерева только усиливала впечатление монументальной помпезности. Катя скривилась и быстро убралась из этого места в коридор. Кармель минут пять вглядывалась в портрет жены Сеченова, висящий прямо напротив огромной кровати. Художник изобразил женщину в старинном бальном платье, изящную головку юной красавицы украшала диадема, уши оттягивали тяжёлые серьги, шею обвивало колье, а пальцы рук массивные перстни. Из-за обилия украшений Кармель не сразу обратила внимания на странное выражение на лице женщины. Сквозь высокомерие и некоторую презрительность, сквозил испуг и растерянность.