На остром язычке Наталки накопилось немало острых слов для милого друга, но лишь девица разомкнула сои уста, как все злые слова застряли в ее горле. Это Николай накрыл уста любимой своими губами. Поцелуй вышел столь долгим и страстным, что оба едва не задохнулись. Когда, отдышавшись после поцелуя, Наталка все же решилась уколоть любимого острым словом, перед ее глазами нарисовался букет очаровательных фиалок, васильковый цвет которых так шел к Наташиным малахитовым глазам. Ну как после такого сердиться?
Все-таки возможность поддеть любимого девушка не упустила:
— Долго же ты, милой, собирался! Скоро рассвет встречать будем.
— Я-то давно здесь, да вот лестницей моей какой-то смешной толстячек воспользовался, К твоей религиозной мамаше в окно полез, наверное, псалмы читать. — не без ехидства прокомментировал он.
Наталке стало досадно, что Николка столь вольно судит о ее матери, в ней заговрил зов родной крови, поэтому она спросила довольно грубо:
— А ты почем знаешь?
— Я, пока ты с этим хлюстом на автомобиле каталась, вместе с Тихонычем все здесь изучил, — спокойно отвечал юноша, — Чтобы ненароком не в то окно залезть.
Несмотря на очевидную комичность ситуации, Наташа не улыбнулась: ее задел легкий укор Николая:
— Какой такой хлюст? — возмущенно переспросила она.
— А такой, что дед — сто лет! — бодро и весело рапортовал юноша. — Из которого песок сыпется и дурацкий веник на подбородке, а держится молодцом-бодрячком.
— Который с веником — князь Кронберг, а толстяк, что в окно … к маме полез — барон фон Штоц. — серьезно и несколько печально сказала Наталка.
— Это те, из Братства? — вытаращил глаза парень.
Она только кивнула.
— Бедная ты моя? — Николка нежно обнял девушку и уже сочувственным тоном продолжал. — Столько на тебя навалилось! Да они же обложили вас со всех сторон! А папаша куда смотрит?
— Папа давно смотрит в дно стакана и бутылки. — горько сказала Наталка.
Ей было и обидно и неудобно за мать. Юность вообще эгоистична и готова такое чувство как любовь взять в свое монопольное владение. Наталье было стыдно, она порицала поведение матери, явно не понимая, что после многих лет унижения, забитости, бедности она, как никто другая, имеет право на малую толику простого женского счастья.
— Значит, он им до зарезу нужен, Меч Тамерлана. — рассудительно заключил Николай.
— Ах, да! Чуть не забыла. — Наталка с расширенными от возбуждения глазами принялась рассказывать дружку о Гласе в рабочем кабинете Деда.
Николка смотрел в глаза девушки и одновременно и любовался ими и что-то соображал: