– Ты уже всё? – громко спросил он.
Юсси продолжал надвигаться на Беньямина, глядя ему в глаза; это было немое соглашение – Юсси забрал у него телефон и пошел дальше к дровяному сараю. Тут из дома вышла Лидия.
– Вы чем там занимаетесь? – спросила она.
– Я еще прогуляюсь, – крикнул Юсси и спрятал телефон в куртку.
– Я все, – сказал Беньямин.
Лидия, стоя в дверях, впустила его в дом.
Едва войдя в сарай, Юсси взглянул на телефон и увидел на голубом дисплее слово “мама”. Несмотря на холод, он чувствовал запах дерева и живицы. В сарае было почти черно. Единственный свет исходил от телефона. Юсси приложил его к уху и тут же услышал, как ему отвечают.
– Алло, – сказал какой-то мужчина. – Алло?
– Это Эрик? – спросил Юсси.
– Нет, это…
– Меня зовут Юсси. Передайте, пожалуйста, Эрику, это важно, мы в моем доме – я, Лидия, и Марек, и…
Юсси замолчал на полуслове – мужчина на том конце вдруг хрипло закричал. Разговор прервался. Юсси смотрел на телефон и думал, не позвонить ли еще раз; он начал было просматривать номера, но тут села батарейка. Дисплей погас, в тот же миг открылась дверь, и в сарай заглянула Лидия.
– Я видела твою ауру сквозь щели в двери, она совершенно синяя, – сказала она.
Юсси спрятал телефон за спину, сунул его в карман и стал класть дрова в корзину.
– Иди домой, – велела Лидия. – Я сама все сделаю.
– Спасибо, – ответил он и вышел из сарая.
Поднимаясь к дому по тропинке, Юсси смотрел, как кристаллики льда на снегу искрятся в свете, падающем из окна. Под сапогами сухо поскрипывало. Сзади послышались неровные шаги и тяжелое дыхание. Юсси успел вспомнить свою собаку, Кастро. Вспомнил, как Кастро был щенком. Как он разрывал свежий снежок, охотясь за мышами. Юсси улыбался своим воспоминаниям, когда удар по затылку заставил его рухнуть вперед. Он упал бы на живот, но у него в затылке засел топор, тянувший его назад. Юсси постоял, взмахивая руками. Лидия взялась за топорище, качнула и выдернула топор. Юсси почувствовал, как кровь льется по шее на спину. Он упал на колени, повалился вперед, ощутил снег на лице, посучил ногами и перевернулся на спину, чтобы встать. Поле зрения быстро сужалось, но в последние секунды он успел увидеть и осознать, что Лидия заносит над ним топор.
Утро воскресенья, двадцатое декабря,
четвертое воскресенье Адвента
Беньямин сидел, сжавшись в комок, у стены за телевизором. У него страшно кружилась голова, с трудом фокусировался взгляд. Но хуже всего была жажда. Так пить ему не хотелось еще никогда в жизни. Голод немного утих, он не пропал, остался облаком, слабой болью, поднимающейся от кишок, но гораздо сильнее была жажда – жажда и боль в суставах. Беньямин задыхался от жажды, его горло было словно покрыто ранами. Мальчик едва мог глотать, во рту не осталось слюны. Он вспоминал дни, проведенные в этом доме на полу, вспоминал, как Лидия, Марек, Аннбритт и он сам, ничего не делая, сидели в этой комнате – единственной комнате, где была мебель.