Эл Албриксон
Родился Эл здесь, в Сиэтле, в районе Монтлейк, совсем недалеко от лодочной станции. Вырос он рядом с озером Вашингтон – в районе Мерсер Айленд, еще до того, как остров стал местечком для богачей. Семья его не была обеспеченной, они едва сводили концы с концами. Для того чтобы ходить в старшую школу имени Франклина Рузвельта, Албриксону каждый день приходилось плыть на небольшой лодке до Сиэтла, две мили туда и две обратно, в течение четырех лет. Он окончил школу с отличием, но всегда чувствовал, что учителя не ставили достаточно сложных задач, учеба давалась ему слишком легко. И только в Вашингтонском университете, когда он попал в команду по гребле, Эл Албриксон наконец реализовал свои способности. Здесь появились задачи его уровня сложности – как в учебе, так и на тренировках. Он преуспел в обеих областях, и, как только выпустился в 1926 году, университет тут же нанял его в качестве нового тренера для первокурсников, а впоследствии его повысили до главного тренера. Теперь для него жизнью и воздухом была академическая гребля и его команда. Университет и этот спорт сделали Албриксона тем, кем он был. И теперь оба они стали для Эла религией. И работа его заключалась в том, чтобы обращать других в эту религию.
Самый молчаливый человек во всем университете, а может быть, даже и во всем штате, Албриксон был широко известен своей немногословностью и загадочностью. По происхождению он был наполовину валлиец, наполовину датчанин, и спортивные писатели из Нью-Йорка, одновременно разочарованные и очарованные тем, насколько тяжело было вытянуть из него хотя бы скромную фразу, стали звать его «Суровый Викинг». Его подопечные также нашли прозвище подходящим, однако никто из них не решался назвать тренера так в лицо. Он заслужил глубокое уважение у своих парней и сделал это, ни разу не повысив голоса, более того, почти с ними не разговаривая. Те несколько слов, которыми он удостаивал ребят, были настолько тщательно подобраны и обладали такой силой, что либо резали кинжалом, либо согревали душу того, к кому они были обращены. Он строго запрещал своим спортсменам курить, пить и нецензурно выражаться – хотя ходили слухи, что он и сам грешит этим, находясь вне пределов видимости и слышимости студентов. Парням иногда казалось, что он был практически лишен эмоций, однако год за годом в нем начали проявляться самые глубокие и светлые чувства, которые многим из ребят никогда не довелось испытать.
Пока Албриксон наблюдал за новым потоком первокурсников, к нему незаметно приблизился Роял Броухэм, спортивный редактор газеты «Пост-Интеллиженсер». Броухэм был настолько худым мужчиной, что через много лет корреспондент Кит Джексон компании «Эй-би-си» назовет его «веселый маленький эльф». Однако он был не только веселым, но и хитрым. Ему была прекрасно знакома вечная невозмутимость Албриксона, и у него были свои прозвища для тренера: иногда он был «Невозмутимым парнем», иногда – «Человеком с каменным лицом». Сейчас же Броухэм внимательно всмотрелся в неподвижные черты Албриксона, а потом принялся осыпать его провокационными, надоедливыми вопросами. Журналист был полон решимости выяснить, что тренер «Вашингтон Хаски» думает о первокурсниках, об этом «высоченном лесе», как называл их Броухэм. Албриксон долгое время молчал, наблюдая за молодыми людьми на пандусе и щурясь от яркого солнца, отражающегося в заливе Монтлейк Кат. Температура поднялась до 25 градусов, что было необычайно жарко для дневной октябрьской температуры в Сиэтле, и некоторые из новеньких студентов сняли рубашки, чтобы впитать последние теплые лучи осеннего солнца. Несколько человек прохаживались вдоль пристани, иногда нагибаясь, чтобы поднять длинное весло из желтой ели и прикинуть его примерный вес, перекладывая деревянное древко из руки в руку. В золотом свете послеполуденного солнца молодые люди двигались очень грациозно – гибкие и подтянутые, они уже были готовы приняться за дело.