— Да, теперь тайфун, не тайфун — на душе спокойно. Я скоро в Москву поеду, будете иметь дело с женой и вот с Юрием.
— Можно, можно, твой сынка дело хорошо понимает. Чего, хозяин, теперь женьшень посмотреть пойдем?
Плантация женьшеня была уже огорожена высокой сеткой из оцинкованной проволоки, в углу участка стояла сторожка.
Они вошли в калитку и направились вдоль длинных гряд, вытянувшихся под пологом леса. Стоял теплый августовский день. Пахло папоротником, бархатным деревом, созревшими травами, прелью, грибами. Взрослые растения корня жизни тоже издавали едва уловимый особый запах. Они раскинули зонтовидные веточки с пятипалыми листьями, выбросили вверх длинные стрелки, на которых пламенели кровавые головки ягодок-семян.
Тун остановился, молитвенно сложив руки ладонями вместе.
— А-я-я-я, очень красиво. Я здесь целый день стоять могу. Смотреть, думать, все равно молиться. На земле другого такого растения нету. Сколько оно может жить — никто не знает. Этот, большой, сколько года будет? Лет двадцать есть?
— Нет, лет пятнадцать. Но корни уже порядочные.
— Можно сейчас несколько штук копать? Я посмотрю, потом в Чифу посылать буду. Там в главной аптеке проверять нужно.
Для него вырыли несколько лучших корней, очистили от земли, разложили на столе в сторожке. Присели вокруг. Тун долго, внимательно их рассматривал, что-то шептал про себя.
— Ничего, хорошие корни. Как дикие. И похожие на людей. Самое главное — шея длинная. Если шеи нету, значат на огороде вырос: такой Китае, Корее сколько хочешь есть. Ваши корни совсем как на сопка. Я тебе все расскажу точно, Владивосток — лучше, чем Тун-Чуй-кун, женьшень ни один люди не понимает. Только… сделаем условие: другим китайским купцам вы его продавать не будете. Ладно?
— Согласен, Тун, будем иметь дело только с тобой.
* * *
В ноябре Тун-Чуй-кун снова приехал на полуостров. Он сказал, что получил по образцам сидеминского женьшеня положительный отзыв экспертов из Чифу и решил, не откладывая, договориться на сезон будущего года, боялся конкурентов.
Они долго говорили о делах, а потом Тун вдруг ударил себя по лбу и помрачнел:
— А-я, совсем забыл. Ты слыхал — Шевелеф помирал?!
— Как? Я слышал, что болен, собирался навестить. Когда?
— Уже три дня прошло. Вчера хоронили. Русский доктор сказал — у него в животе рак жил. Какой такой рак — я не понимаю. А-яй-яй, какой хороший человек помирал. Наши китайцы все плакали!
— Значит, уже и похоронили. Выходит, я опоздал.
— Наше общество просили тело нам отдавать. Хотели в Китай возить, там хоронить. Потому мы его как свой люди считали. Сильно просили, только его мадама не согласна. Владивостока кладбище похоронили.