Папа оценивающе посмотрел на меня:
— Ну как, не заблудишься, пойдешь отсюда самостоятельно, охотой? Спускайся во-он по тому хребтику, он выведет тебя почти к самой фанзе. Не торопись, смотри в оба… А увидишь — не горячись, помни: целься хорошенько! Мы пойдем дальше, правее.
Перекинув по своей привычке винтовку стволом вперед, он сразу пошел широким шагом. Еще совсем маленький Арсений, часто перебирай ногами, едва поспевал за ним.
Хватаясь за деревья, я быстро скатился с главной кручи и угодил на указанную гриву. Там зашагал тише, осторожнее…
Был тихий солнечный полдень. Я настороженно шел по самому гребню, точно выполняя инструкцию. Бесшумно шагая между толстыми розоватыми стволами по мягкому ковру многолетней хвои, на каждом изгибе кряжа тихонько заглядывал то на правый солнцепечный склон, то на заснеженную левую северную по́кать. По южному склону в одиночку, как в парке, редко стояли крупные дубы и сосны, видно было далеко. Слева лес был мельче и гуще, часто встречались большие острова молодого дубняка и орешника, до самой весны не теряющего своего желто-бурого шумливого листа. Легкий встречный ветер нес запахи талой земли, листа и хвои.
Я прошел уже полпути, когда, заглянув очередной раз в теневую по́кать, замер… Что-то очень большое и темное, но не похожее на камень или пень выглядывало из орешника. Прильнув к толстому стволу сосны, я долго рассматривал странный предмет, и… он двинулся! «Медведь встал с берлоги!» Я стащил с плеча ружье… Чудовище медленно развернулось в кустах, и я увидел длинное, низко опущенное рыло, — кабан, огромный секач!
Здесь я проявил выдержку, воспитанную отцом и шомполкой. «Спокойно, не торопись», — зашептал себе под нос и повторил эту фразу несколько раз.
От волнения накатывались слезы, сердце стучало, как дятел, но я не торопился. Черный горб плыл над кустами… «Пусть выйдет на более чистое место…»
Тем временем я поднял лежащую на шарнире прицельную рамку, сдвинул рычаг, взвел курок, уговаривая себя не волноваться.
Кабан медленно двигался влево и, почти миновав кусты, остановился, как бы прислушиваясь или принюхиваясь. Шагов сто. Опершись на сосну и переводя дыхание, я подвел бронзовую мушку к передней лопатке и нажал. Чах-хх! Он рванулся вперед, ломая кусты, резко повернул вправо вниз и мгновенно скрылся в густых желтых зарослях молодого дубняка…
— Промазал! Боже мой, какой позор! Мазила, каждый бы убил на твоем месте!.. Что делать? Умолчать? А вдруг слышали выстрел и спросят? Что мне рассказать? — Я был совсем потерян.
И вдруг мелькнула мысль: а что, если отец спросит: «Ты на следу побывал, кровь смотрел?» Не был…