Главный эксперт, кавалерийский полковник, после осмотра конских ног вытер ладонь батистовым платком, расправил пушистые, до самых ушей золотистые усы и обернулся к сидящим на веранде:
— Удивительно, господа! Мало того, что лошади выглядят отменно здоровыми и бодрыми, с хорошим экстерьером, — они поразительно ласковы и послушны. Словно цирковые, дрессированные. Какой же секрет кроется в вашем воспитании молодняка, Михаил Иванович, дозвольте узнать?
Корф тоже с нескрываемым интересом глянул на хозяина.
— Справедливый вопрос. Я недавно наблюдал табуны выращенных в забайкальских степях скакунов, так от них ваши кони — как небо от земли: те просто звери, к которым невозможно подступиться!
— А это, по сути дела, и есть почти дикие звери, ваше высокопревосходительство. Видите ли, все киргизские, минусинские и забайкальские скакуны, выросшие до трех-четырех лет в степи, не знают ни человеческой ласки, ни голоса. И как ждать от них повиновения и доверия, а тем более любви к хозяину? Ведь их, выросших на воле, при первом же знакомстве с человеком сразу встречает аркан, носовертка, удары по самым чувствительным местам. А еще я часто наблюдал, как, пытаясь укротить, хозяева вцепляются своим коням в уши зубами!
— Какое зверство! А чем же влияете на своих вы?
— У нас с самого основания все поставлено иначе. Никто не смеет не только ударить, но даже замахнуться и грубо кричать на лошадь. И она, естественно, с малых лет видит в человеке друга. Мы с осени отнимаем у маток подросших и окрепших сосунков, чтобы заняться их воспитанием.
— Значит, тоже арканите?
— Нет. Мы придумали свой способ: хватаем их внезапно, прямо в табуне. И хотя в это время жеребенок уже рослый и резвый, требуется лишь сноровка. Надо крепко обнять его за спину правой рукой, а левой сдерживать за мордочку. Наш опытный ковбой бежит рядом с ним в обнимку до тех пор, пока не набросит на голову мягкий недоуздок. Это научились делать даже старшие дети, они ведь у нас сами как жеребята…
— Да, они у вас молодцы. Смотрите, как управляются под руководством этого богатыря Федорова! — воскликнул Корф.
— Все это тоже воспитание, — Михаил Иванович улыбнулся. — Итак, мы собираем в пригон всех рожденных весной малышей и там привязываем вдоль ограды. Сначала они, конечно, брыкаются, капризничают, отказываются есть. Однако позднее, когда надергают до изнеможения свои нежные шейки, успокаиваются и начинают уныло жевать брошенный возле каждого клок сена…
Представив эту картину, гости рассмеялись, а Михаил Иванович продолжал:
— Через два-три дня, как правило, тоска по матери стихает, они начинают есть охотнее. Сначала их водят на водопой в поводу, потом отпускают с привязи. Тогда они начинают знакомиться друг с другом и людьми, которые их кормят и приучают поднимать ноги, показывать копыта. Позднее жеребята уже табунком, наперегонки, бегают на водопой, лижут приготовленную для них в колоде соль, по команде «марш-марш» гурьбой несутся в свой пригон. И только после того, как станут совсем ручными, их так, табунком, и отпускают с пастухом в поле. Слабых отдельно от сильных и задиристых.