— Патроны где, дурья башка? Патроны?
Тогда он из-под кровати выволок сумку из нерпичьей шкуры. Сумка была набита патронами.
— Запасливый, — Галицкий взял тяжелую сумку и заглянул в нее.
— Ага, — подтвердил Пусыкин.
— Сиди дома! Выйдешь на улицу, когда позовут, — приказал Берзин, и ревкомовцы вышли.
Никто из одиннадцати не пытался возражать. Все с видимым облегчением отдавали оружие и с любопытством рассматривали ночных посетителей, спрашивали:
— У нас тоже будет ревком?
— Будет, — отвечал Дьячков.
Никифор говорил с торжеством в голосе. Впервые в своей жизни он никого не боялся. Прав оказался старый рабочий — пришла и к нему новая жизнь.
Ревкомовцы действовали быстро и тихо. Разоружив часть отряда Малкова, они вернулись к его дому и постучали.
— Это вы, Константин Михайлович?
— Гости его, — весело откликнулся Мальсагов. — Открывай!
Женщина спросонья, не разобрав, что сказал Мальсагов, открыла дверь, и ревкомовцы, отстранив ее, вошли в дом.
Мохов приказал:
— Тихо! Ни слова!
Жена Малкова, тоненькая корячка, увидев вошедших в спальню незнакомых людей, испуганно бросилась к дочке.
— Не бойтесь. Вам ничего не угрожает, — успокоил Мохов. — Где у вашего мужа хранятся деньги?
Маленькая женщина с темным скуластым лицом молча указала на старинный, окованный полосами меди сундук, что стоял в углу под мерцающей лампадой. Мохов подошел к сундуку. Берзин сказал Мальсагову и Галицкому:
— Освобождайте заключенных товарищей.
Они с Дьячковым и Ульвургыном перешли в кухню. Впереди с лампой шла служанка. В кухне спали трое мужчин. Это были работники Малкова. Их подняли. И прежде чем они успели понять, что происходит, Мальсагов скомандовал:
— Руки вверх!
Работники Малкова повиновались.
Дьячков с искаженным злобой лицом подскочил к ним.
— У, гады. Попомним, как мучили нас.
— Ты это что? — спросил Галицкий.
— Эти подлюки помогали Малкову нас бить и пытать.
— Не по своей воле… — начал один из арестованных. — Малков приказал:
— Молчи, сволочь! — Дьячков ударил его.
Мальсагов оттащил Никифора.
— Они псы. Ты тоже хочешь быть псом? Зачем бить? Судить надо.
— Верно, Якуб, судить их будем. — Галицкий укоризненно посмотрел на Дьячкова. — Нельзя революционеру так счеты сводить.
Оставив арестованных под наблюдением Оттыргина и Ульвургына, ревкомовцы с Дьячковым прошли к кладовой за кухней. На ее двери висел большой замок.
— У кого ключ? — спросил Галицкий у арестованных.
— На полке лежит, у двери, — пробурчал один.
Галицкий нашел ключ, открыл. В темной кладовой от духоты тошнило. Мальсагов взял из рук служанки лампу, подняв ее, осветил кладовую. Она была превращена в тюремную камеру. На полу, на подстилке из рваных мешков, лежали, прижавшись друг к другу, Кабан, Падерин и Наливай. Они, подняв головы, смотрели на столпившихся в дверях людей. Молчание их было тяжелое и враждебное.