— Я могу одолжить, — быстро проговорил Малинкин, и в его голосе зазвучала жадность. — А Кулемин заглянет к господину Биричу, и он вернет должок, хе-хе-хе, с процентиками, конечно. Вам убытку не будет, мне зернышко на пропитание.
Трифон Бирич шепнул Перепечко:
— Пусть зайдет к моему отцу и все расскажет. Эх, записку бы написать.
— В следующий раз. — Перепечко стал объяснять Малинкину, что Кулемин должен сделать в Ново-Мариинске, но тут чей-то голос сердито прогудел:
— Эй, кто там шуршит. Спать!
Колчаковцы и Малинкин притихли, прислушались. В бараке стоял разноголосый храп, бормотанье и стоны спящих. Малинкин, выслушав Перепечко, неслышно отполз, и скоро Кулемин, никем не замеченный, покинул барак.
…Кулемин основательно промерз, пока добрался до кабака Толстой Катьки. Было непривычно тихо и темно, Кулемин грохнул кулаком в дверь, ему откликнулась собака у соседнего дома. Обойдя кабак, он тише постучал в окно. Из-за стекла Кулемину отозвался сонный и злой голос:
— Какой дьявол стучит?
— Открой, это я. — Кулемин назвал себя.
Толстая Катька заворчала, но Кулемин услышал, как облегченно скрипнула кровать и кабатчица зашлепала к двери.
— Входи, черт ночной. Чего тебе?
— Водки. — Кулемин трясся от холода.
Не зажигая света, Катька загремела посудой. Кулемин спросил, почему она не засветит лампу. Кабатчица разразилась руганью, из которой Кулемин понял, что ревком запретил ей торговать спиртным по будничным дням.
— Как сова, буду ночью вас поить, — говорила она. — Попомнят меня большевики. Они хуже колчаковцев. Те взятки брали и жить давали, а эти! Тьфу! С собой возьмешь?
Кулемин жадно проглотил две кружки крепкой водки с привкусом махорки и, набив бутылками карманы, вышел от кабатчицы в лучшем настроении. Он шел по спящему Ново-Мариинску, и только собаки встречали его сонным лаем. К дому Бирича Кулемин подошел неверной походкой, но стучать ему пришлось недолго. Тут спали чутко. Груня, а затем сам Бирич долго разговаривали с ним через дверь, И, только когда он уже начал терять терпение и пригрозил, что уйдет, они открыли ему. У Бирича в руках поблескивал револьвер. Кулемин усмехнулся. Если бы он захотел, то сейчас бы вмиг придушил и хозяина и служанку. Никакой бы револьвер не помог.
Кулемина привели на кухню. Тускло горела лампа С прикрученным фитилем. Он шлепнулся на табуретку и стянул рваную шапку. В кухне было тепло. Перед ним в халате стоял Бирич.
— Ваш сынок хотел записку написать, но темно было в бараке, да и карандаша с бумагой у них не оказалось. Так что в другой раз напишут.