— Охота нынче бедная. Зверь ушел, — напомнил Агафопод.
— Ну а я при чем? — Черепахин покраснел. — Не ожидал я от вас, хорошие вы мои, что за бездельников будете ходатайствовать. Просите меня кормить ленивцев. Увольте, увольте. Не могу и не хочу. Нельзя баловать народ. Дай ему поблажку, он вот сюда сядет. — Черепахин с трудом нагнул голову и похлопал себя по жирному затылку. — Можно подумать, что вы желаете у нас того же, что творится в бедной России-матушке.
— Избавь боже! — испугался Агафопод. — Мы о детишках печемся, о страждущих и болящих.
— Нет, нет, ни о чем таком и слушать не хочу. — Черепахин уже терял терпение. — Каждая тварь с осени на зиму припасы готовит, а ваши подопечные что делали?
— Рыбы-то в Анадыре мало было, все из-за рыбалок господ… — начал Кулиновский.
— Отговорки, — остановил его Черепахин и поторопился закончить неприятный для него разговор. — Ну, не будем больше об этом говорить, Если можете, то прошу к столу.
— Благодарим, но мы не сможем, — сухо ответил Кулиновский.
Агафопод кивком подтвердил согласие с учителем. Кулиновский сделал еще одну попытку:
— В школе очень холодно. Дрова на исходе.
— Да боже мой! — с досадой всплеснул руками Черепахин: — Не мои же дети учатся в вашей школе. Пусть родители учеников и везут дрова…
— Мужчины на нартах ушли на охоту, — напомнил Кулиновский. — Возить не на чем.
— На своих плечах! — сердито огрызнулся Черепахин. — Еще есть просьба?
— Нет. До свидания.
— Счастливо! — в голосе Черепахина звучала насмешка и злоба. — Вам своими обязанностями заниматься, а не…
Что дальше говорил Черепахин, учитель и поп не услышали. Они вышли из дома фельдшера. Кулиновский стыдился взглянуть в лицо Агафоподу. Тот вдруг разразился такой бранью, что Кулиновский в изумлении уставился на своего спутника. Поп так разошелся, что Кулиновскому стоило больших усилий остановить Агафопода, когда они подошли к складу Свенсона. Мартинсон спокойно выслушал Кулиновского, потом, не отвечая, откупорил бутылку с ромом, разлил его по кружкам:
— Будем здоровы!
Агафопод не устоял перед искушением и, осушив кружку, с вожделением уставился на кружку Кулиновского. Николай Иванович ждал ответа Мартинсона. Агент Свенсона наконец сказал:
— Я могу угостить вас, как это сделал сейчас, но я не могу угостить каждого жителя Марково. Ром — мой, товары — Свенсона. Все, что можно было дать в долг, я роздал. Больше не могу.
— Люди же голодают! — воскликнул Кулиновский.
— Скоро Свенсон должен быть, — сообщил американец. — Он не любит, чтобы его распоряжения были нарушены. Я ничего не смогу сделать.