*
Мишо, с затуманенной головой, шел по протоптанной в снегу дорожке к роднику. Хотел сполоснуть лицо, чтобы освежиться. Голод, по-видимому, повлиял на зрение. Погода как будто ясная, а видится ему все в легком тумане.
Холодная вода обожгла лицо, в голове сразу прояснилось. Низко пригнувшись, Мишо плескал горстями на лоб, фыркал.
Сзади послышались шаги. Мишо обернулся и увидел дядю Стояна. Одутловатое лицо, морщины паутиной лежат вокруг глаз. Зрачки мутные. Тяжелое дыхание со свистом вырывается из его груди.
— О чем это ты вчера так размечтался? — спросил Стоян Влаев.
— Да так, — Мишо улыбнулся, вспомнив, о чем он думал.
— Нынче видел я во сне свой двор, — тихо сказал Стоян Влаев. — Снегу навалило — крышу продавит, а буйволица без попоны мотается по двору и ревет, и некому ее в хлев загнать.
— Твоя Иванка — добрая хозяйка, непорядка не допустит.
— Это так. Да все-таки иное дело, когда мужик в доме.
— Моей хуже приходится. Очень она жалостливая, — Мишо сразу погрустнел.
— Это верно, чувствительным людям труднее, да Бияз не оставит ее, — сказал Стоян. Однако мысли его занимало другое. — Худо мне что-то, Мишо. Все слабею. Дошел до сюда и выдохся. И когда лежу — не легче.
— Скажи командиру.
Стоян Влаев вымученно улыбнулся.
— Наши-то командиры не то что казарменные. Ты недавно служил в армии, знаешь. «Сапог у меня порвался, господин фельдфебель!» — «Ступай к интенданту!» Тот выдаст новую пару — и порядок. А здесь чего? Командира зря беспокоить. Ему и без меня нелегко. Ведь на нем больше груза лежит за право идти впереди.
— Все же он может что-нибудь придумать, — не сдавался Мишо Бочваров.
— Что? В больницу, что-ли, меня отправит или знаменитым докторам покажет? Ведь и у него, как и у нас, только одна душа, да и на ту сколько взвалено. Знаю, что он готов ее за нас отдать, да разве это мне поможет? Я, еще до ухода в лес, обдумал все и приготовился ко всему. Покуда могу, останусь в строю… Тебе ведь приходилось видеть сосну — на голом камне растет, дивишься, чем жива!.. Так и я… Я вот еще таким был, когда нашу идею воспринял. Что же мне теперь, в конце жизни сдаться?
— И я не представлял себе, что так трудно будет.
— Да, перевернуть мир, жизнь переделать, это не легко…
Глаза его блеснули, он оживился.
— Вот именно, что не легко, в том и красота нашей жизни… Думаешь, я себя обманываю, дескать, дожив до победы, заживу лучше, чем жил доселе? Нет, я не дитя, чтоб себя этим тешить… Правда, верю в нашу победу, мечтаю до нее дожить. А там и смерть готов с радостью принять, лишь бы вражеской была пуля… А ежели уцелею, — грустно продолжал Стоян Влаев, — придется тогда по больницам таскаться… А этого я не хочу… Тошно становится, как подумаю об этом… Позавчера в перестрелке я нарочно лоб подставлял под пулю. Да вот, не повезло… А силы у меня с каждым днем уходят… Продержаться бы до сражения — вот чего я хочу…