Попрощавшись с Вагрилой, они пошли обратно на стоянку. Бончук все думал о том, о чем узнал только после слов Вагрилы, относящихся к Дафинке.
Подойдя к Биязу, он, не глядя на него, сказал:
— Живи!
Бияз не двигался с места.
— Уходи отсюда! — нетерпеливо сказал ему Бончук.
Бияз пошел прочь и скоро скрылся за деревьями.
Но на другой день он вернулся и смиренно попросил:
— Дозвольте мне остаться с вами?
Бончук ничего не ответил, однако не прогнал его.
*
Митю Христов не ожидал что наступит такая перемена режима в тюрьме Заключенные шатались по двору. Двери камер стояли теперь открытыми, ключи стали излишними, но он не снял их с ремня. Ему казалось странным, что эти толстые высокие стены, эти железные двери и решетки станут скоро ненужными.
Он сходил по лестнице, когда на дворе хлопнул выстрел, и группа вооруженных людей, смешавшихся с заключенными, ворвались в коридор. Митю Христов остановился, глядя, что будет дальше. Вооруженные люди и заключенные высадили дверь директорского кабинета.
— Сам виноват, зачем отменил правила внутреннего распорядка! — злорадно подумал он, увидев, как протащили по коридору перепуганного насмерть директора. Однако хватали и надзирателей. Тут, он сам испугался. Со всей быстротой, которую позволяла его хромая нога, он спешил учти прочь из тюрьмы. Ему удалось проскользнуть к выходу.
В глаза ударил свет осеннего солнечного дня, и он остановился. Куда ему идти? У него нет ни крова, ни семьи. Он поежился, беспомощно огляделся вокруг и повернул назад. Стал в коридоре, прислонясь к стене, опустив голову.
Вдруг кто-то взял его за плечо. Прямо в глаза ему смотрело дуло пистолета. Поднял руки и пробормотал пересохшими губами:
— Старший надзиратель Митю Христов.
*
Его отвели в подвальный этаж бывшего полицейского участка. Там находились уже все его начальники. Они лежали вповалку на цементном полу, и Митю Христов, не без злорадства, оглядел их, припоминая, какими они были прежде.
«Всем им было тепло и сытно. Поделом им. Буцев любил командовать, смотрел со стороны, а сам рук не марал. Душков, как увидит красивую бабу, забывал и службу, и все на свете. В кабинет к себе их вызывал. Правильно, что он больше не начальник. А директор тюрьмы? Ему бы только пожрать. А где же Иван Венков? — вдруг спохватился Митю Христов. — Трус, побоялся тогда на скалу лезть, остался сторожить раненых… Здесь он должен быть…»
«Ну, а я сам? — задал он себе вопрос и ответил на него тут же: — Кто мне скажет — могло ли не быть со мной того, что было». Его бледные тонкие губы покривились в усмешке, глаза блеснули.