— Говорила мне свекровь — не бери ничего для продажи, коли с дитем к врачу пошла, — сказала женщина. — Да что делать, все мы смотрим, как бы чего выручить.
— Ничего, продашь.
— Не простоять бы понапрасну до вечера.
Покупатели проходили мимо, равнодушно поглядывая на их товар. После обеда перед ними остановилась дородная горожанка, с красивыми глазами и челкой черных волос, выбившейся из-под капюшона на белый лоб. «Ухоженная бабенка», — подумала Вагрила и принялась расхваливать курицу. Покупательница даже не взглянула на крестьянок. Надменно выставив пухлый подбородок, она сказала:
— Десять левов.
— Не знаю как тебя величать — госпожой или барышней, уж не взыщи, — мягко заговорила женщина. — Этих денег мне и на автобус не хватит, домой воротиться.
Покупательница прищурилась, прикрыв глаза длинными ресницами и раздраженно повторила:
— Даю за нее десять левов.
— Сынок у нее больной, у врача она с ним была, в расход вошла, — поддержала Вагрила свою новую знакомую.
Горожанка еще раз взглянула на курицу и заявила:
— Надбавлю два лева, но пусть мальчишка отнесет ее ко мне домой.
— Да ведь у него ухо болит.
Покупательница пожала плечами и пошла.
— Ладно, госпожа! — крикнула ей вслед спутница Вагрилы. — Пусть будет по-твоему.
— Где живешь, далеко? — спросила Вагрила.
— На Баждаре.
Закутанный в шаль мальчик взял курицу и пошел за покупательницей, стараясь не упустить из виду в сутолоке базара ее белый капюшон.
Когда Вагрила была еще девушкой, отец привез ей из Валахии в подарок тонкое светло-голубое покрывало для кровати. Даже запах этой ткани показался Вагриле каким-то особенным, удивительным. Покрывало это словно говорило ей, что люди в городе живут совсем иной, какой-то особенной жизнью, и внушало ей уважение к ним. С годами это чувство не рассеялось. И сейчас Вагрила не испытала никакой неприязни к надменной и красивой городской женщине, просто пожалела, что мальчику пришлось идти на этот Баждар, который почему-то представлялся ей далеким и крутым. Мальчик скоро вернулся. Он весело улыбался.
— Чего это ты, гостинец она тебе дала, что ли? — спросила мать.
— Да нет. Я все на дома смотрел. Они все одинаковые. И люди одинаковые, не различишь. А на каждой двери таблички. В том доме, где она живет, на табличке написано — Богдан Лесев.
— Верно, мужа ее так зовут.
*
Познакомившись с какой-нибудь крестьянкой Вагрила обычно не разлучалась с ней до конца базара. Они вместе отправлялись домой, если было по дороге. Но сейчас в торбе Вагрилы лежала передача для Стояна Влаева. Нужно было сходить в полицейский участок, но как сказать об этом своей знакомой. Под каким предлогом проститься с ней и уйти, избегая лишних расспросов? Ничего не придумав, Вагрила, выбрав удобный момент, шмыгнула в толпу. Покинув базар, она пошла узкими переулками. Острое чувство недовольства собой овладело Вагрилой. Она любила делать все в открытую, а теперь приходиться таиться от людей. «Сама виновата, — раздраженно укоряла она себя, — зачем взяла узелок. Сказала бы что времени не достанет, мол, своих дел много… Ведь всем не угодишь… Как бы Гергану чего худого из-за этого дела не вышло. И что теперь эта баба подумает — убежала от нее, ровно лиходейка какая!»