Хлопнула калитка, донеслись поспешные шаги. Старик встал с кровати и нагнулся к окошечку в кухню. Вошел Бияз.
— Добрый вечер, — сказал он. Караколювец вышел к нему.
— Присаживайся. Сношенька, дай-ка ее сюда, — сказал он, поглядев на полку над очагом, где стояла бутылка с ракией.
Бияз взял поданную Вагрилой бутылку, приложился к горлышку, но не отхлебнув ни одного глотка, тут же опустил ее.
— Вчера ночью умыкнул ее старостин сын со своими сродниками. Сама Недкина мать пособила им…
Будто грозовая туча легла на лицо Караколювца, под нахмурившимися бровями гневно блеснули глаза. Заметался он по кухне.
— Без ведома отца он бы на это дело не решился! Ясно, сам староста благословил свое чадо. Да ежели ты староста — неужто тебе все дозволено. Тебя не за тем поставили старостой, чтоб ты эдакие безобразия учинял, поперек пути людям становился. Тебя поставили бумаги смотреть…
— Шепнул ему кто-то, что сватов засылают, вот они поспешили умыкнуть девку…
— Что с того, что он богатый? Зато у нас род какой! Где ему с нами мерятся. Испугался…
— Богатый, что бык рогатый, только и знает, что гордость свою тешит, — негодовала Вагрила.
— Жидкая у него кровь-то, — продолжал метаться по кухне дед Габю. — Сильный человек не таится, не идет окольным путем… А ты чего так поздно явился? — набросился он на Бияза. — Как узнал, что эдакое стряслось, брось телегу да бегом сюда, напрямик через Крутую-Стену. Мы бы туда еще засветло поспели, быть, может, и сделали что… А теперь куда уж на ночь глядя. Да что я говорю, чужое тебе это дело, не принял ты его к сердцу… Мягкая у тебя душа, Бияз, муху убить боишься…
Не ожидавший этих слов Бияз втянул голову в плечи, весь как-то сжался и начал тихонько отступать к двери.
— Нет, погоди! — загородил ему дорогу Караколювец. — Не прячься, ты мне ответь, коли я неправ, докажи, что я неправ!
Переминаясь с ноги на ногу, Бияз чуть слышно промолвил:
— Не виноват я, дед Габю. Ну чего нам ругаться…
— Ступай, — шагнул в сторону Караколювец. — И отец твой таким же был, на гадулке был играть горазд, а чтоб поперек кому слово молвить, так на это у него духу не хватало. И у тебя душа заячья…
Бияз шел к калитке, подгоняемый обидными словами Караколювца. Ни слова не сказал в ответ. Вошел к себе домой как пришибленный, понурив голову.
— Что это с тобой? — встревоженно спросила его жена.
— Больше к Караколювцам я ни ногой.
— Да что же такое стряслось. С утра сват, а теперь… — всплеснула руками Биязиха.
— Будто ни на что я не годен, только играть умею, — сказал он, будто просил у жены сочувствия и утешения.