Что означали эти возгласы, до меня в тот момент не доходило.
- А это и есть стенка, - сказала Ануш, остановившись возле какой-то серой кладки. - С нее-то все и началось. Папа нашел. Решили, что это остатки крепостной стены, и начали раскопки.
Она говорила коротко, почти зло, словно задыхаясь. И мне тоже не хватало воздуха. Я опустился на каменную плиту, сказал не своим голосом:
- Давай… посидим.
Она вроде бы даже не обратила внимания на новую форму обращения, молча села в двух шагах от меня, вытянув ноги, уставилась на дальние горы с таким вниманием, словно оттуда должен был вылететь по меньшей мере дракон огнедышащий.
- Прошу… запиши меня в слуги? - не выдержав молчания, игриво выдохнул я вспомнившийся стих все из тех же древних армянских песен о любви. - Хоть рабом допусти к очагу…
Она покраснела и, помолчав, ответила теми же стихами:
- Нет… рабу я не буду рада…
Это уже походило на взаимопонимание. Я вытянулся на камне и положил голову ей на ноги.
- Ах, яр, ямман, ямман… (Я р - возлюбленная. Я м м а н - выражение огорчения).
- Хорошая у вас память, - сказала она, не двигаясь.
- Всю книжку наизусть выучил, - пробубнил я. От ее колен, обтянутых жесткими джинсами, пахло землей и душистым мылом.
Она взяла мою голову обеими руками, и я зажмурился от ожидания. Но ничего не произошло. Ануш отодвинула ноги и положила голову левой щекой на теплый камень. Затем встала и быстро пошла прочь. А я лежал, боясь шелохнуться, стряхнуть ощущение ее рук. Было мне и сладко и горько одновременно.
- Ах, ямман, ямман…
И вдруг я увидел змею. Мокрая, она выскользнула из какой-то щели и поползла ко мне, оставляя на камне темный след. Это было так неожиданно, что я вскочил и заорал. Тут же замолк, устыдившись своего крика, но было уже поздно: ко мне бежала Ануш. Она резко остановилась в шаге от меня, словно наткнувшись на невидимую стену, вскинула огромные испуганные глаза.
- Извини… змея, - выговорил я. Оглянулся, но змеи не увидел: пропала, будто провалилась. Только мокрый след все еще выделялся на камне.
И вдруг Ануш метнулась к этой мокрой полосе, закричала что-то по-армянски. Набежали люди, обступили, принялись лить на камень воду, заговорили о чем-то, заспорили. Появились Тетросян с Арзуманяном, нырнули в толпу. И я протиснулся вперед, увидел на мокрой плите цепочку ямок и черточек.
- Надо же, надпись! - радостно крикнул кто-то. - Клинопись!
- А чего написано? - спросил я.
На меня воззрились сразу несколько человек, как на сумасшедшего.
- Тут, дорогой мой, еще работать да работать, - послышался голос Арзуманяна. Он встал передо мной, маленький, лысенький, неузнаваемый без своей широкополой шляпы, принялся руками отстранять людей от камня, чтобы, не дай бог, не наступили на него. - Это вы обнаружили? Вы?..